Марш

Все это Перл воспринимала как должное. Мозес Браун вел себя с нею очень церемонно, он ничем не выдавал своего отношения ни к ней, ни к полученному приказу опекать ее. Выдержанный и терпеливый, он свое дело делал на совесть. За это Перл была ему благодарна. В конце концов она прониклась к нему расположением сродни тому, которое дома испытывала к Роско. А вот к офицерам, между собою сговорившимся ее опекать, она особой благодарности не чувствовала. Все горевала по лейтенанту Кларку. Его письмо так и лежало у нее в нагрудном кармане. А в кармане брюк она хранила две золотые монеты, которые подарил Роско. Под кителем носила красную шаль с золотым шитьем. Это было всем ее достоянием. Что касается генерала, то она скоро поняла, что его ей следует опасаться меньше всех остальных. Ему нравилось следить, чтобы она хорошо поела, немногословность же ее он приписывал тому, что малый еще не оправился от тех ужасов, которых насмотрелся во время заварухи под Сондерсонвилем. Ну когда же ты мне скажешь, как тебя зовут, сынок? — бывало спрашивал он ее. А она лишь головой мотает. Ночами, лежа в своей маленькой палаточке, она частенько слышала, как он бродит по лагерю, не в силах заснуть. До нее долетал аромат его сигары и звук шагов — ходит, мерит шагами пространство между палатками, как караульный в ночном дозоре. Наверное, ночью ему лучше думается, — догадалась она. Днем же при первой возможности она старалась слушать, как он говорит, и про себя беззвучно проговаривала все слова, стараясь научиться говорить как белые. На марше генерал любил то заехать вперед, обогнав штабной фургон, то отстать до самого арьергарда. Везде его знали и дружно отзывались на приветственный жест командующего. В войсках у него было прозвище «дядюшка Билли», и однажды утром Перл порадовала генерала, когда в ответ на его «как дела?» сказала: Пасиб, дядюшка Билли, у меня усе путем.

XII

Когда до Саванны оставался день пути. Пятнадцатый корпус оказался на дороге, которую мятежники заминировали. Раздалось два или три приглушенных взрыва, каких-то странных, неслыханных. Пехота залегла. Всё остановилось. Галопом промчался всадник — срочно нужен был госпиталь Сбреде Сарториуса.

Для декабря день был теплым. Арли и Уилл ехали в санитарном фургоне номер два. Фургон двигался медленно, да тут еще и весь обоз пришлось разворачивать, ездовые с неохотой направляли подводы с дороги на подозрительно мягкую землю.

В голове колонны на дороге зияла воронка. Взрывом людей и лошадей разметало по полям. Санитары полковника Сарториуса вооружились носилками и пошли собирать тех, в ком еще теплилась жизнь. Эмили Томпсон занялась парнем, которому оторвало ногу до колена. Перетянула ему бедро жгутом. За поваленным забором лежало тело без головы. Такой хороший декабрьский денек — и такая жуткая бойня!

Одному из раненых помогал какой-то офицер, Сбреде пришлось попросить его отойти в сторонку. Пожалуйста, — добавил он. Офицер отступил, не преминув проворчать, обращаясь к Сбреде: Вот! Они себя выдали, мятежники проклятые! Убийцы! Они не солдаты! Солдаты выходят в поле и воюют, а такого не делают. — Он повернулся и крикнул: — Охрана! Ведите сюда пленных, дайте мне каких-нибудь пленных! До Сбреде так и не дошло, а вот Эмили сразу догадалась, что это сам генерал Шерман.

Слева, примерно в полумиле, на опушке леса стоял дом и сарай. Это будет наш госпиталь, — сказал Сбреде.

Привели нескольких пленных. Им раздали кирки и лопаты и сомкнутым строем повели по дороге. Вы отыщете все мины, — крикнул им вслед Шерман, — или сами взлетите на воздух. Господи! Генерал, сжальтесь, — взмолился один из них, — ведь не мы же это сделали! Вперед, марш! — отозвался на это Шерман и сунул ему кирку. Затем поднял руки и сделал ими движение, будто пихает воздух, — дескать, всем сдать назад.

Стеная и дрожа от страха, пленные, сделав несколько запинающихся шагов, побросали инструмент, пали на колени и принялись ладонями прощупывать землю в поисках замаскированных мин. Чуть не ползком продвигались вперед и растопыренными пальцами водили перед собой, словно слепые. Обнаружив что-нибудь, оповещали криком. Инженеры Шермана изучили первую находку, выяснили, как она сделана, и обезвредили. Так было найдено шесть мин, все одной и той же конструкции. Их взрыватели реагировали на давление, заряд воспламенялся «люциферовой спичкой Джонса»[7] в медной трубке, а фугасное действие производил гаубичный снаряд.