Марш

Надеюсь. Бог воспользовался этой войной и в обычной для него мистической манере проверяет нас. Храбрость нашу проверяет, проверяет тем, что жжет нас, отстреливает, а вас, черных, заставляет думать, будто вы лучше, чем вы есть. Но это вовсе не значит, что ваш президент Линкольн выиграет войну. А значит это, что нас поглотило пламя, после которого мы восстанем из пепла новые и возрожденные. И больше ничего это не значит! Разве я не прав, Уилл? Зачем иначе Богу было сажать тебя в тюрьму за дезертирство, а меня за то, что заснул на посту? Зачем, если не готовил Он для нас в посрамлении нашем нового и величайшего прославления?

Всего генералов было одиннадцать. Вынесли стулья и поставили перед ступенями крыльца. Одно шикарное кресло для Шермана, четыре стула с прямыми спинками для генералов — по два с каждой стороны от кресла. Остальные стали в ряд позади стульев. Шерман, естественно, приказывал — кому сидеть, кому стоять и где. По мере того как шли приготовления, собиралась и толпа зевак. Полковник Тик приказал усилить подразделение охраны, так что между генералами и уличной публикой теперь выстроились солдаты с винтовками наперевес.

Задувал легкий ветерок, было по-утреннему прохладно. Следовало поговорить с полковником. Но как до него добраться? Кальвин тянул время. Он преувеличенно долго возился с каждой деталью оборудования, бегал в фургон и обратно то за одним, то за другим под всяческими надуманными предлогами. То и дело менял положение камеры, то приближал ее, то отдалял, ставил то левее, то правее. Знал, что рано или поздно генералам это надоест и они возмутятся. Шерман сидел, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, — он принял позу, в которой хотел быть запечатленным на века, и ждал, когда же наконец фотографы сделают свое дело.

Арли бормотал: Шуруй, Кальвин, шуруй, нам торопиться некуда, но имей в виду: все генералы федерального Севера ждут тебя! В ответ Кальвин уронил фотопластинку. Ударившись о землю, она разлетелась на кусочки. Пришлось собирать осколки и бежать в фургон за новой. Это повергло Арли в некоторое смущение, как если бы он действительно был мистером Калпом. Лишнее время он решил занять тем, что стал инструктировать генералов, кому какую позу принять. Между теми, кто стоит, распределял, кому смотреть прямо, а кто должен обратиться к камере в профиль. Оттянув себе пальцами углы рта вниз, показал, что улыбки неуместны. Откуда он только взял это? — удивился Кальвин.

Впрочем, — подумал Кальвин, — если бы Арли готовил какую-нибудь пакость, он бы уже совершил ее. Будучи так близко к генералу Шерману, он имел для этого массу возможностей. Кальвин поглядел на генералов, изображающих серьезность и значительность, на белые колонны здания суда позади них и подумал, что, если бы их действительно сфотографировать, это было бы замечательное историческое фото. Но он принял меры. Пластинка, которую он вставил в камеру, раствором не обработана, значит, изображения не запечатлеет. Для полной гарантии он еще и объектив вкрутил не тот — не на то расстояние между камерой и объектом. Чувствовал себя при этом странно: ведь получается, что он предает свое ремесло, самой истории не дает вступать в свои права! Но он был уверен: так надо. Что бы ни случилось, что бы ни затеял этот спятивший южанин, никакой фотографии ему не сделать!

Поскольку генералы его инструкций слушались, Арли сделался вальяжен. Расхаживая взад и вперед, любовался столь внушительным собранием, взмахивал полами пальто и радостно заламывал шляпу мистера Калпа. Этот момент останется в веках, — провозгласил он. — Военный Салон фотографии мистера Калпа имеет честь запечатлеть его!

К этому времени Шерман стал проявлять нетерпение: вот повернул голову, что-то пробормотал, почесал у себя в бороде, привстал, сел, закинул ногу на ногу сперва так, потом этак. Теперь, джентльмены, главное! — вещал Арли. — Вы небось сами знаете, что, когда камера снимает, вам даже пальцем пошевелить нельзя, иначе фото будет испорчено. — В этот момент он сделал вид, будто только сейчас заметил, что генерал Шерман сидит неправильно. — Сэр, — сказал он, — не будете ли вы так любезны позволить мне использовать применительно к вам держатель головы? Потому что из-за этих утомительных приготовлений вы можете потерять способность к сохранению полной неподвижности, начнете ерзать на стуле, и тогда изображение выйдет нерезким. Шерман нахмурился, но согласно кивнул, и Арли послал Кальвина обратно в фургон за держателем — рейкой с двумя ползунами на ней, вроде большого штангенциркуля, снабженного ногой. Кальвин знал, что нынешний утренний свет требует экспозиции всего секунд в десять, так что никакой держатель головы не нужен. Зато это давало ему шанс. Стоя позади Шермана и закрепляя держатель, он прошептал, едва шевеля губами: Сэр, этот человек не фотограф! Это спятивший шпион-южанин! Проговорив это, Кальвин сразу отбежал. А Шерман в его сторону не мог уже и головы повернуть. Что? — спросил он. — Что там бормочет этот негритос?