Марш Радецкого

Фрау Демант сидела, как и он, опершись локтями в колени, поддерживая руками подбородок и глядя на ковер. Она, вероятно, ждала слова утешения, милостыни. Он молчал. Он упивался блаженным чувством - мстить за смерть друга жестокосердным молчанием. Ему пришли на ум рассказы об опасных, маленьких женщинах, убивающих своих мужей, часто повторявшиеся в разговорах офицеров. К опасному племени слабосильных убийц, видимо, принадлежала и она. Нужно во что бы то ни стало вырваться из ее власти. Он вооружился для наступления. В этот момент фрау Демант переменила позу. Она отняла руки от подбородка, левой рукой принялась легко и тщательно разглаживать шелковый борт дивана. Ее пальцы двигались взад и вперед по блестящей полосе, ведущей от нее к лейтенанту, равномерно и медленно. Они прокрадывались в поле его зрения. Белые пальцы втягивали его в молчаливый разговор, который невозможно было прервать. Закурить папиросу! Счастливая мысль! Он достал портсигар, спички.

- Дайте и мне! - сказала фрау Демант.

Ему пришлось посмотреть ей в лицо, подавая огонь. Он считал неподобающим то, что она курит; словно траур не допускает радостей никотина. И манера, с которой она сделала первую затяжку, и то, как она сложила губы в маленькое красное кольцо, из которого вырвалось легкое голубоватое облако, тоже казались ему вызывающими и порочными.

- Имеете ли вы понятие о том, куда вас переводят?

- Нет, - сказал лейтенант, - но я постараюсь уехать очень далеко!

- Очень далеко? Куда же, например?

- Возможно, что в Боснию!

- Вы думаете, будете там счастливы?

- Не думаю, чтобы я где бы то ни было был счастлив!

- Я вам от души желаю счастья! - ввернула она проворно, слишком проворно, как показалось Тротта.

Она встала, принесла пепельницу, поставила ее на пол между собой и лейтенантом и сказала:

- Значит, мы, вероятно, никогда больше не увидимся!

Никогда! Это слово, это страшное безбрежное море глухой вечности! Никогда нельзя уже увидеть Катерину, доктора Деманта, эту женщину! Карл Йозеф произнес:

- По-видимому, к сожалению! - Он хотел добавить: "И Макса Деманта я никогда не увижу!" Вдов надлежит сжигать - тут же вспомнилось ему одно из смелых изречений Тайтингера.

Послышался звонок и вслед за тем шум в коридоре.

- Это мой отец! - сказала фрау Демант. Господин Кнопфмахер уже входил, внося с собой свежий запах снега.

- Ах, это вы, это вы! - воскликнул он. Он развернул большой белый платок, громко высморкался, бережно сложил его и спрятал в карман, как прячут какую-нибудь ценную вещь, протянул руку к выключателю на дверной раме, зажег свет, затем приблизился к Тротта, который поднялся с места при появлении Кнопфмахера и теперь стоя дожидался, и молча пожал ему руку. В это рукопожатие господин Кнопфмахер вложил все, что должно было продемонстрировать его скорбь о смерти доктора. И уже, указывая на люстру, обратился к дочери:

- Извини, но я не переношу столь грустного освещения! - Казалось, что в обвитый крепом портрет Деманта бросили камнем.

- У вас, однако, скверный вид! - заметил через секунду Кнопфмахер веселым голосом. - На вас страшно подействовало это несчастье, не так ли?

- Он был моим единственным другом!

- Вот видите. - Кнопфмахер присел к столу и, улыбаясь, сказал: - Сидите, сидите, пожалуйста! - и продолжал, когда лейтенант занял свое место: - Совершенно то же говорил он о вас, когда был жив. Какая беда! - Он покачал несколько раз головой, от чего его полные румяные щеки слегка затряслись.

Фрау Демант вытащила платочек из рукава, поднесла его к глазам, встала и вышла из комнаты.

- Кто знает, как она это перенесет! - сказал Кнопфмахер. - Ну, я немало уговаривал ее в свое время! Она ничего не желала слушать! Дело в том, милый господин лейтенант, что каждое звание сопряжено с известными опасностями. Но офицерское! Офицеру, извините меня, собственно, вовсе не следует жениться. Между нами говоря, впрочем, он верно сам вам это рассказывал, ему хотелось выйти в отставку и целиком посвятить себя науке. А как я был рад этому, и сказать нельзя! Он, несомненно, стал бы знаменитым врачом! Милый, добрый Макс! - Господин Кнопфмахер поднял глаза к портрету и, не отводя от него взгляда, закончил свой некролог: - Какие способности!

Фрау Демант внесла сливянку, которую любил отец.

- Вы ведь пьете? - осведомился Кнопфмахер, наливая. Он осторожно протянул гостю наполненный стаканчик. Лейтенант поднялся. Он чувствовал терпкий вкус во рту, как некогда после малиновой воды. Залпом осушил он стакан.

- Когда вы видели его в последний раз? - поинтересовался Кнопфмахер.

- Накануне! - сказал лейтенант.

- Он упросил Еву поехать в Вену, ни слова ей не сказав об этом. Она уехала, ничего не подозревая. Затем пришло его прощальное письмо, и я сразу понял, что здесь уже ничем не поможешь!

- Да, ничем нельзя было помочь!