Марш Обреченных. Финал

Отставший ото всех Бородавка подпал под шаманские чары и погиб, мне с особым трудом пришлось в тот день осознать, что "колючие" морозы на самом деле оказались не природным явлением, а наоборот, детищем шаманского колдовства. Рукотворной, нацеленной стихией. Я мысленно ужаснулся. Выходит, нет реальной защиты от ужасающей угрозы, превратиться в холодный, промерзший кусок льда? Мне понадобилось немедленно обо всем побеспокоиться у специалиста свергилльского быта Борнаса. Желудь ответил мне без утаек, ибо нас в тот момент никто не слышал, и его слова мне ранили сердце очень и очень глубоко. "В годы освоения Рудень, комендант запросил у Академии и орденцов помощи, и архимаги прислали ведущих адептов. Началась масштабная операция по освоению пещер и штолен. Копались до тех пор, пока не уперлись в гранитные скалы и не в конец не растревожили гоблинское отродье. Вот тогда и в полную потребовалась самоотдача магиков. Сперва ввязались в скоротечные бои с шаманами, а когда с жертвами, но переломным исходом люди начали теснить гоблинов к Позвонку, шаманы включили в свой главный арсенал переломный козырь — магию "колючих" морозов. Уже тогда маги поняли природу черного колдовства, но абсолютно не представляли, как с ним бороться. Ведь те морозы били сверхлокально, обтекали всевозможные щиты и доставали наши шеренги с разных сторон. Ясно одно: "колючие" морозы — это низкотемпературное облако-волна, устремляющаяся в направленные точки с предельно-высокой скоростью. Спасает от этой ужасии лишь быстрые, очень быстрые ноги. Что с нами и произошло в прошлый раз".

А Сурок? — тут же спросил я.

А Сурок, к сожалению, умудрился замешкаться, чем и поплатился.

Что с ним будет?

Желудь не спешил отвечать и мне его скептицизм совсем не понравился, мы теряли людей, а еще предстоял, Аллон побери, переход назад. Чем меньше прикрытия, тем больше шансов не дойти до Гранитки, чего тут не ясного?

Попытаюсь помочь, — обронил, вконец задумавшийся магик.

Мы бросили, наконец, всякие попытки обшаривать холл Башни в отсветах магии и вернулись к парням. Крики Сурка стали отрывистыми, а мольбы неразборчивыми, кажется, он впадал в бред? Тем лучше для него, будет, меньше мучится.

— Кручень, дай я осмотрю его руку!

— Ему совсем плохо, — на физиономии наемника застыло скорбное выражение. Я содрогнулся изнутри, всемилостивый Аллон, я навлек на этих ребят столько горя!

И зачем я согласился на эту операцию? Можно ведь было отказаться. Отправили б к Башне армию, может, что и получилось бы? Больше шансов прорваться с помощью численности и силы. Видение скользнуло в воспаленном бессонницей мозгу: груды кровавого льда — все, что осталось от бравых солдат и магиков. Меня аж передернуло всего. Я едва не задохнулся от кошмара. Ну не стоят! Не стоят какие-то раздолбанные, сранные писульки остроухих умников человеческих жертв — не стоят!!

Бледные Рейван и Рыжик, неугомонный и надорванный горем Кручень, Сурок ведь ему самый близкий друг и товарищ. И в самой крайней черте света: скрюченная на полу, прислоненная к стене Башни фигурка Конька, — тускло горящие маслянисто-влажные глазки. Предательски сонные глазки.

Вот кто должен был сотню раз подохнуть — Конек! Головорез Конек! А не тот же Бородавка и, конечно же, не Волчара! По-сравнению с этим интриганом, тихоня Бородавка был юным подростком, еще толком, не повидавшим жизни. Но смерти просто наплевать, кого убирать с дороги, ей подавай побольше да повкусней!

— Переверните его на спину! Размотай, Кручень, бинты!

Сурок моментально очнулся, осторожные движения товарища, прикосновения к ранам задели и разбудили его. Сперва он полубредово зашипел, а затем в голос запричитал, что-то бессвязное.

Желудь возложил на его влажный от пота лоб руку и зашептал слова заклинания. Сурок мгновенно притих, несколько угомонился, закрыл глаза и провалился в нервный сон. В свете шара мы взглянули на увечья. Раны.

Кручень подавил вопль.

Рейван с Рыжиком пошатнулись.

Мертвенно-бледная кисть. Обмороженная кожа с проморозью по всей конечности, мне показалось, но ледяное заражение подступало к верху, захватывая кость, мышцы, кровеносные сосуды. Не мудрено, отчего так Сурка одолевают боли. Ужасная участь. Но хуже всего досталось ладони и пальцам, вернее сказать, тем обрубкам, что остались от фаланг. Начиная от мизинца и заканчивая указательным пальцем — начисто изъеденными колдовством шаманов, оставив жалкие дробленые кончики заледенелой кости и мяса. Целым, но также обмороженным остался большой палец, который примерз в одном изогнутом положении. Я считал, что с обрубками палец и ладонью, вплоть до кисти Борнас при нажиме смог бы справиться, но то обстоятельство что чары аборигенов методично подбирались к плечу Сурка, наводило на нехорошие мысли… Муки Сурка вполне могли закончиться, когда колдовство вцепится в важный орган, и поглотит его льдом, и нет гарантий, что Желудь здесь поможет.

Жалко Сурка. Жалко Волчару. Жалко Родрика и того ж, устыдившегося своей боязни Хальма. Не без жертв заканчиваются такие походы, кому, как не мне это известно, лучше других.