Марш обреченных

Видимо, глаза мои становятся неестественно большими, поскольку Стрельцов смотрит на меня с плохо скрываемым интересом. Я молча протягиваю ему документ. Андрей быстро пробегает четкие официальные строки, и мне тут же становится ясно, как, должно быть, выглядело мое лицо минуту назад.

«Сын?» — озадаченным взглядом спрашивает он.

«Именно», — киваю я.

— Послушай, капитан. Приведи-ка сюда вот этого. Остальных можешь отпустить, — говорю я.

— Неужели нашли?! — заметно оживляется Стельмах.

— Нашли. Правда, не совсем то, что искали, но нашли. Приведи парня, и вот ещё что… скорее всего, по твоей разработке, он ни в чем не виноват, так что сам понимаешь.

— Хорошо, сделаем, — грустнеет капитан, понимая, что его работа далеко не закончена.

Младший сержант внутренних войск в краповом берете, с черной эмблемой, на которой серебряный орел сжимает в когтях обнаженный меч[39], угрюмо входит в комнату. Софринская бригада — спецназ внутренних войск и, по всему видно, что парень в неё попал отнюдь не по знакомству. Пара милиционеров, сопровождающих Сухорука, поглядывает на него с явной опаской.

— Все, ребята, вы свободны, — отсылаю я конвой.

— Проходи, Георгий. Вот твой военный билет.

Младший сержант смотрит на меня с некоторым подозрением.

— Андрей Владимирович, ты тут сам управишься? — обращаюсь я к Стрельцову, отставляя в сторону недопитый чай.

— Надеюсь, — кивает он.

— Вот и славно. Тогда мы с Георгием Олеговичем пойдем немного прогуляемся. Вечером свяжемся. Идет?

— Идет, Александр Васильевич.

— Тогда успехов… — я поднимаю руку в приветственно-прощальном жесте. Успехи теперь действительно ожидаются.

Мы спускаемся по лестнице. Стельмах стоит у входной двери с парой своих подчиненных и о чем-то оживленно переговаривается с ними, дымя сигаретой.

— Ну что, майор, все в порядке?

— В какой-то мере, да. Но, скорее, по моему расследованию, чем по твоему. Сержант к вчерашнему ограблению не причастен — это я тебе говорю со всей ответственностью.

— Забираешь его с собой? — интересуется он, глядя на моего спутника.

— Обязательно, — заверяю я его.

— Может сопровождающего дать? — капитан вопросительно смотрит на широкоплечего вэвэшника.

— Обойдемся как-нибудь. Но за предложение спасибо.

На улице пусто. Даже моторизованные топтуны куда-то подевались. Пешеходам, спешащим по своим делам, нет никакого дела до двоих медленно прогуливающихся по городу мужчин.

— Я так понимаю, что вы меня знаете? — нарушает молчание Сухорук-младший.

— Вас — нет. А вот с вашим отцом нам пришлось заниматься одними и теми же проблемами. Однако не буду изображать из себя графа Монте-Кристо — я майор Лукин Александр Васильевич. Контрразведка.

— Очень приятно. — Мой собеседник кривит губы в весьма искусственной улыбке. — Чем обязан?

— Я вижу, доверять ты мне не склонен, — начинаю я таинственный обряд вербовки.

— Честно говоря, не очень, — угрюмо цедит он.

— Благодарю за откровенность. Я почему-то так и подумал.

— Мой отец был убит. Потому что занимался этим делом. Генерал Рыбаков тоже получил пулю в голову. Из-за того, что что-то знал о нем.

— Ты знаешь что?

— Не знаю. А знал бы, не сказал. Вы называете мне первое попавшееся имя, говорите, что работали с моим отцом, и я должен вам верить? Чего вдруг?

— И все-таки желательно. Поскольку кому-то тебе верить надо. Или ты хочешь сказать, что у дома Рыбаковых прогуливался просто для того, чтобы подышать свежим воздухом?

— Может быть и нет. Вам-то что?

— Мне-то, как раз, что. К дому Николая Михайловича ты пришел по делу. Тебе нужен был генерал Рыбаков. Твой отец погиб перед встречей с ним. А сам он был убит как раз в то время, когда у него была назначена встреча с твоим отцом. Но ты, насколько я понимаю, не знал об этой смерти. А вот об опасности, грозящей твоему отцу, знал. И ещё кое-что знал. Иначе зачем тебе было сюда ходить?

— Предположим, что вы правы. Что из этого следует?

— Только то, что ты ходишь над пропастью с закрытыми глазами и старательно пытаешься их не открывать. Информация, из-за которой погиб подполковник Олег Георгиевич Сухорук, настолько опасна, что вопрос о том, убивать тебя или нет, перед теми, кто отдавал приказ об уничтожении подполковника Сухорука и генерала Рыбакова — а список жертв в этом деле можно продолжать! — просто не стоит. Ты смертник. Понимаешь, смертник!

— Не надо меня пугать. Я не из пугливых, — огрызнулся юноша.

— Это радует. Но ничего не боятся только мертвецы и дураки. Надеюсь, что к ним ты тоже не относишься. Храбрость в этом деле — не довод. Точнее, довод, но не решающий. Понять, кто в нашей игре догоняет, а кто убегает — невозможно. Здесь ты имеешь дело не с человеком, даже не с бандой, а с великолепно отлаженной надгосударственной, возможно, транснациональной структурой. Понимаешь, о чем я говорю?

— Честно говоря, не совсем. — Во взгляде младшего сержанта недоверие сменяется живым любопытством.