Марш обреченных

Проехав по грунтовке минут десять, выворачиваем на пустынную асфальтовую дорогу и мчимся на запад. Затем снова неровная ухабистая рокада, петляющая средь утонувших в сумерках полей. Пересекая по мосту неширокий канал, водитель нажимает пару клавиш – и из динамиков надрывно хрипит Высоцкий. Под его песни мы несемся по ночной дороге около часа…

– Агдам, – извещает спаситель, въезжая в спящий городок. – Могу высадить в центре.

– Ты сам-то куда дальше?

– Я приехал.

– Тогда подбрось до западной окраины, если не в тягость.

– Легко. Городок-то – семь кварталов и два переулка.

Через пять минут, поблагодарив принесшего спасение мужчину, мы покидаем уютный салон «Тойоты». Забрав из багажника скарб и оглянувшись по сторонам, шагаем в темноту непроглядной ночи.

Днем неплохо выспались, а после треволнений и физического напряжения вдруг снова захотели упасть и забыться крепким сном. Но сначала требовалось найти подходящее место, и я упрямо веду группу к подножию лесистых гор…

– Ты никогда не задумывался над красотой асимметрии? – задумчиво спрашивает Илья, закинув руки за голову и рассматривая яркие звезды.

Справа от него похрапывает здоровяк Борька; слева лежу я. Палыч вызвался дежурить первым и сидел, прислонившись спиной к дереву метрах в тридцати от разбитого на склоне ущелья лагеря.

– Ты о какой асимметрии?

– О человеческих лицах, – уточняет подрывник.

До меня доходит, почему он спрашивает об этом. Вероятно, изувеченное лицо водителя «Тойоты» произвело на него тягостное и вызывающее сострадание впечатление. Да что говорить – я и сам поеживаюсь, припоминая внешность внезапно подвернувшегося спасителя.

– Нет, никогда не думал. А что означает эта красота?

– Я не имею в виду разноцветные глаза или кривой нос – это, пожалуй, выглядит уродливо. А вот, скажем, рот…

– Что же рот?

– Если один краешек рта расположен немного ниже другого, то… Вот, скажем, как у актера Тихонова или певца Утесова. Помнишь их лица?

Я копаюсь в памяти, пытаясь воспроизвести названных людей…

Утесова в деталях припомнить не смог, а вот образ Штирлица воображение рисует с хорошей достоверностью. И верно – некий шарм в тонких губах, расположенных малость неровно относительно оси лица, имелся.

– Ты прав, дружище, – соглашаюсь и… замолкаю, припомнив еще одного человека с такой же «асимметрией лица».

Глава шестая

Азербайджан

8 августа

Согласно жребию, дежурю под утро, когда в предрассветной синеве проявляется холодный туман, мягко обволакивающий верхушки деревьев. Уступив нагретое место Борису, закидываю в рот шоколадку, подхватываю винтовку и направляюсь к «посту». А проходя мимо сложенных в кучу рюкзаков, резко торможу – левое бедро вдруг снова ощущает легкую вибрацию.

«Как же я мог про него забыть?» – нащупываю в кармане тот странный приборчик, снятый с запястья убитого в котловине «чиновника». Вибрировал именно тот приборчик.

Устраиваюсь на «посту», с которого неплохо просматривается склон ущелья. Обозрев округу, убеждаюсь в отсутствии гостей, а также других неприятных сюрпризов. И принимаюсь изучать вчерашнюю находку.

Спустя несколько минут заключение практически готово: в моей ладони лежит импортный индивидуальный дозиметр гамма-излучения в прочном герметичном корпусе. Когда-то в военном училище мне довелось изучать всевозможные средства регистрации излучения и защиты от него. Но то происходило давно, и вещицы подобного назначения имели совершенно иной вид.

Крохотный экран разделен пополам; в нижней части высвечивается время, верхняя показывала мощность индивидуального эквивалента полученной дозы. Цифры мало о чем говорили – я никогда не сталкивался с радиацией и не помнил значений опасных порогов. Сейчас тревожило другое: вероятно, настроенный на оповещение хозяина при значениях, многократно превышающих фоновые, умный приборчик завибрировал дважды: вчера вечером на обочине шоссе, когда я взваливал на спину контейнер, и только что – стоило пройти рядом с металлическими ящиками.

По спине пробегает неприятный холодок. Не от страха перед радиацией, а от предположения, что меня и друзей используют в какой-то хитроумной и нечистоплотной игре. После многочисленных проверок, более похожих на провокации или подставы, я не очень-то доверял Баркову. Теперь еще эта радиация, будь она трижды неладна!

Смотрю по сторонам. Тихо. Безветренно. Зрение не фиксирует ни единого движения; слух – ни единого шороха.

Поднимаюсь и, не сводя глаз с верхней части экрана, где отчетливо значится число «12,1» и какие-то латинские буквы через дробь, направляюсь к контейнерам.

Подхожу. Прибор молчит.

Делаю последний шаг и встаю вплотную к контейнерам.

Бесполезно.

Опускаюсь рядом с мешками на корточки. Есть!

Экран оживает включившейся подсветкой, а сам миниатюрный прибор дрожит в ладони, издавая тихое жужжание. Число «12,1» тотчас изменяется на «210».

Вздохнув, плетусь обратно, с мрачной миной размышляя о своем открытии.