Марш обреченных

Вот и закончилась служба государева. Теперь сорок пять суток отпуска, а там, как пожелаешь: то ли впрягайся в новую лямку, то ли свободный полет. Ничего, полетаем – на наш век дичи хватит. С понедельника Центр, как древнерусский град Китеж уходит под воду, но существовать от этого не перестает. И работы своей, естественно, не сворачивает. А то, что нас, словно какой-то кружок вязания на спицах при жилуправлении, с занимаемой площади выставили, ну что ж, кому от этого хуже? Работать мы и сами умеем, возможности у нас для этого остаются, а общее руководство сверху… Обойдемся без политрука! Пусть себе занимается кабинетными маневрами и ячеистым бетоном.

Прощай, барский особняк в Фарисеевском переулке. Забавно будет узнать, кому ты теперь достанешься. Какому-нибудь Горелову, а может, наводнят тебя тараканы-чиновники, с деловым видом подъедающие то, что отцы не доели? Уж лучше Горелову, Стругову, кому-то ещё из этой братии. Есть шанс, что хоть в доме порядок будет. Потому как, куда ступала нога чиновника, нога человека уже ступить не может. Домовые, что ли из таких домов уходят? А без них – это так, скелет, а не жилище.

Прощай, наш общий дом. Пятнадцать лет мы действовали сообща. Каждый на своем месте, на своем боевом посту. Очень хочется сказать что-то вроде: «Мы ещё вернемся!». Но кто его знает? Вернемся ли?

* * *

Последнее летучее совещание перед открытием кингстонов[31].

– Господа офицеры, какие будут предложения? Прошу высказываться.

У нас в Центре в ходу старинный морской порядок. Первыми свое мнение высказывают младшие по званию. Значит первым должен говорить Тагир. Звания у них со Славой одинаковые, но Бирюков уже на подходе к майору, а он свою четвертую звездочку получил всего полтора года назад.

– Со мной все ясно. Я уеду на историческую родину выяснять, где там пасутся наши танковые табуны. Только вот ещё что. Командир, ты что-то говорил о ребятах-танкистах из Грозного. Которых в Москву на комиссию сдернули.

– Говорил.

– Поскольку, как я понимаю, их невиновность в пропаже восьмидесяток у нас не вызывает сомнений, я с твоего позволения это дело прикрою.

– Каким образом? – спрашиваю я.

– Не образом, а чем-то вроде свечки. – Тагир оскаливает в ухмылке свои ровные белые зубы. – Знаешь, чем отличались господа времен Российской Империи от господ времен Союза?

– Чем?

– Первые ходили с парадного хода, когда остальные с черного, а вторые наоборот. Скажем тебя, майора ГРУ, когда ты придешь и попросишь не то, что дело прикрыть, а адрес, где они разместились сообщить, пошлют темным лесом ленинским курсом, а меня, как авторитетного представителя одной из противоборствующих сторон независимого от законов восточного государства, выслушают со всевозрастающим вниманием и, более того, я практически уверен, с дорогой душой пойдут навстречу, – глядя куда-то в потолок, произносит Насурутдинов.

– Ну, это как сказать, – вяло огрызаюсь я.

– Хочешь – по-русски, хочешь – по-татарски, а можешь на узбекском. Без разницы. Впрочем, насчет дорогой души я, может, и погорячился. Души там по большей части дешевые, – обреченно машет он рукой.

– Ладно, рискни. Но при первом же запахе опасности – уходи. Геройство нам ни к чему.

– Это уж не извольте беспокоиться. Постараюсь, – охотно соглашается Тагир.

– Хорошо. Держись на связи. – Я перевожу взгляд на Славу.

– Если других указаний не будет, – как обычно, негромко начинает он, – то я, пожалуй, займусь эвакуацией имущества.

– Куда? – переспрашиваю я, обводя взглядом коллег.

– Мы тут с Валерой сняли домик под офис фирмы «УСК», – поясняет Бирюков. – Бюро по трудоустройству уже выдана заявка на комплектацию легального персонала. Да ты не журись, с закрытием Центра в России много новых юридических масок появится.

– Как?!

– «У.С.К.» – «Утро стрелецкой казни». По-моему, очень актуальная картина, – задумчиво глядя в потолок, произносит он.

– Да ну тебя! Когда ж вы успели?! – наконец, приходя в себя.

– Когда мы успели? – Слава поворачивается к нагло ухмыляющемуся Пластуну.

– В прошлую среду, – вставляет тот. – Учредители, естественно, липовые, но командный состав наш. С благословления и по настоянию высокого руководства.

– Конспираторы! И чем же занимается ваше детище? – ухмыляясь, качаю головой я.

– Наше детище, Саша, наше, – вставляет тот. – Заниматься оно может чем угодно, вплоть до вывода спутников-шпионов на околоземную орбиту. Но это, конечно, по особой лицензии. А насчет конспирации – это ты зря. Подумай сам. Вдруг бы в мозгу Верховного Главнокомандующего произошел временный проблеск, и он не стал пилить сук, на котором сидит?

Я кривлю губы в брезгливой усмешке:

– Сомнительно.

– Да, крайне маловероятно, но некий шанс, отличный от нуля, имелся. Вот тогда-то и пустили бы мы «УСК-лимитед» Летучим Голландцем по безбрежному морю российской экономики, – делано вздохнув, мой друг машет вслед невидимому кораблику УСК.