Марш мародеров

Я в первый день домой не пошел - занят был. Лазил везде, на Сююмбике[13] забирался - Бабай попросил, посмотреть, может, что-то интересное увижу. Ни фига. Казань вся зеленая, в лесу как будто стоит. Дыма нет, самолетов, вертолетов, машин - ничего не видно. Все улицы, дороги - все заросло. В натуре, мертвый город.

Вечером Бабай велел костер зажечь перед Цирком - народ чтобы собирался. Зажигалки ни у кого не пашут, спички в ЦУМе надыбали, охотничьи. Они четко горят, фиг погасишь. Всю ночь люди подходили - и по одному, и толпой. Утром я к себе в Азино-2 пошел. Долго шел - Казань большая. У нашего дома половина сгорела. Наш подъезд тоже. Мамка дома была, когда пожар начался. Я ее нашел…

Короче, вечером в Цирк вернулся. Бухнуть надо было. Пошел в ЦУМ, водку нашел. Водка не испортилась, все путем. Нахреначился так, что прямо там отрубился, блин. Ник с Энкой меня искали и другие - Филатов видел, как я в ЦУМ ушел. Бабай, когда я очухался, по шее мне звезданул и сказал, что всё, больше никакого бухалова - сухой закон.

Не, он прав, конечно. Но иногда вмазать охота. И курить еще, блин. Сигареты, табак - все пропало, испортилось. Если не отсырело даже, то все равно курить нельзя - солома голимая.

Вот так и живем.

Глава четвертая

- Значит, ничего не принесли, - вздыхает Бабай, исподлобья глядя на Ника, Хала и Эн. - Это плохо. Едрит-трахеит, плохо! Есть хотите?

- Конечно, - за всех отвечает Ник.

- Идите к Анне Петровне, она жаркое делает. Сергей с мужиками кабана убили на Казанке.

- Э, кабан - дунгыз[14]! - деланно качает головой Хал, а у самого глаза смеются.

Бабай тяжело смотрит на него, и парень понимает, что шутка не удалась.

- Да чё, я так просто… Знаю - ночь сейчас. Аллах не видит, блин.

- Идите, - повторяет Бабай.

Оставив главу общины у центрального костра, ребята спешат к выходу с арены. Здесь находится импровизированная кухня - сложенные из старых кирпичей очаги, над которыми висят закопченные котлы и ведра с горячей водой. Сквозняк утягивает дым в подсобные помещения, но все равно глаза у нескольких женщин, добровольно вызвавшихся быть поварихами для всей общины, слезятся от гари.

Командует на кухне Анна Петровна - энергичная тетка за пятьдесят. Несмотря на свои годы, она выглядит по-спортивному подтянутой, и только морщины вокруг глаз и уголков рта выдают ее немалый возраст. В общине все признают авторитет этой женщины, считают ее правой рукой Бабая и доверяют самое ответственное и сложное - раздачу еды.

- А ну кыш! - в очередной раз прикрикивает Анна Петровна на стайку голодных ребятишек, вертящихся у парящих котлов в надежде урвать лишний кусочек мяса.

- Здрасьте, - приветствует женщину Ник. - Мы вот…

- Еще одни дармоеды, - ворчит Анна Петровна. - Фания, выдай им по урезанной - и все, шабаш, закрываем лавочку. Нам еще рыбаков кормить.

- А почему по урезанной? - оскорблено взвивается Хал. - Полную порцию давай, мы с утра не жравшие, блин! Кишка с кишкой в прятки играет…

- Цыц! - рявкает Анна Петровна, сердито сдвинув выщипанные бровки. - Вот я тебе повыступаю, балабол! Вы еды принесли? Хоть вишенку, хоть мышь дохлую? Нет? Значит - урезанные порции!

- На нас медведица напала, - робко вступается за всех Эн. - Там яблок было полно, но мы мешки не смогли забрать.

- Медведица? - щурится Анна Петровна, уперев в бедра красные руки. - Правда, что ли?

- Так и было, - подтверждает Ник. - А потом на нее тигролев набросился, и мы смогли убежать.

- Тьфу ты! - в сердцах женщина плюет себе под ноги. - А я уже поверила, дура старая! Всё, разговор окончен. Марш к Фание, а то вообще кормить не буду.

Получив по алюминиевой миске с мясом, тушенным с разной зеленью, корнем рогоза и крапивой, друзья отходят в сторону и усаживаются на продавленный бортик арены.

- Чай забыли! - окликает их Фания, полная добродушная татарка, работавшая раньше в столовой. - Чай хороший сегодня, на смородиновом листе! Улым[15], иди, забери!

Хал, отставив ополовиненную миску, идет за кружками.

- Они нам не верят, - кривится Ник, обращаясь к Эн. - Думают, мы врем всё про медведицу.

- Надо с профессором поговорить, - говорит девушка. - Поедим и пойдем, да?

Аркадий Иванович Мишарин и вправду был профессором, историком, специалистом по домонгольскому периоду в истории региона. Но поскольку в новом - голодном и опасном - мире его профессиональные знания оказались не востребованы, этому старику с седой бородой и обширной лысиной пришлось выполнять сразу несколько ролей: психолога, универсального интеллектуала, знающего ответы на самые сложные вопросы, и советника Бабая во всем, что выходило за рамки обычных хозяйственно-бытовых дел.

После ужина профессор обычно садился у центрального костра, и вокруг него тут же образовывался кружок желающих поговорить на разные темы и обсудить животрепещущие вопросы. Ник про себя называл эти сборища «клубом безжилетных пикинеров»: разговоры зачастую переходили в споры, споры - в пикировку, а пару раз доходило до откровенной ругани, и только вмешательство Коростылева и Семена не давало разгореться драке.