«Ты ходил когда-нибудь в оперу?» — спросила меня Дорин вскоре после свадьбы. «Нет, но хочу пойти», — ответил я. «Ты меня спас! — воскликнула она. — Я никогда не могла найти того, кто составил бы мне компанию». Первой оперой, которую мы
Когда Дорин чего-нибудь хотела или у нее возникало желание чем-нибудь заняться, я никогда не мог отказать ей. Если это было в моих физических, материальных и моральных силах, мы это получали. И я знаю почему — потому что я был с ней так недолго. Мы прожили вместе всего три года, но если бы мне кто-нибудь сказал, что это будут три дня, три часа, три секунды, я бы все равно согласился, поскольку нас связывала настоящая любовь. Я думаю, что причина кроется в нашей зрелости. Мы знали, чего хотели и что можем дать друг другу. Бывший муж Дорин говорил, что они не в состоянии позволить себе то или иное, поэтому она одна отправлялась в отпуск. И со мной раньше происходило то же самое — все, что я делал, я делал один.
Мы прожили вместе всего три года, но если бы мне кто-нибудь сказал, что это будут три дня, три часа, три секунды, я бы согласился, поскольку это была настоящая любовь.
Поэтому мы начали путешествовать. И пережили замечательные, потрясающие поездки — на Фиджи, в Новую Зеландию, в Австралию, в Кабо Сен-Лукас. И ближе к дому начали искать место, где могли бы жить. Дорин больше не хотела оставаться в Калифорнии, поэтому мы купили фургон и отправились в путь. Аризона, Нью-Мексико, Колорадо… Мы везде побывали. А потом я вспомнил о Седар-Сити, штат Юта, где бывал раньше, и мы поехали в это место. Там как раз проходил шекспировский фестиваль. Дорин влюбилась в Седар-Сити. Когда мы ехали по шоссе, Дорин заинтересовал недостроенный трехэтажный деревянный дом, стоящий на вершине холма. Мы попросили риэлтера заняться этим и выяснили, что владелец в отчаянном положении. Мы предложили ему восемьдесят тысяч долларов, и дело было сделано. Таким образом получили этот дом.
В июне было продано жилье Дорин в Калифорнии, а в июле — мое. И в августе мы вступили во владение собственностью в Седар-Сити, наняли подрядчика и превратили дом в фантастическое место, единственный дом в Юте, где было биде.
Четырнадцатого сентября Дорин поставили диагноз — полиомиелит.
Одиннадцатого декабря, так и не увидев нашего достроенного дома, Дорин умерла.
Мне это показалось жестокой шуткой. Потеряв Дорин, я лишился смысла жизни. У меня исчезло всякое представление о какой-либо цели. Дорин похоронили шестнадцатого декабря, а двадцать первого приехали рабочие, чтобы перевезти мои вещи в новый дом. Со дня смерти жены и почти до июля я целыми днями смотрел по телевизору процесс по делу О.Дж. Симпсона. Я набрал сорок фунтов и в талии прибавил пять дюймов. Мне ничего не хотелось делать. Моим единственным компаньоном стал наш кот Бобби, мой замечательный друг. Но я был полностью опустошен.
Мне помогло то, что я услышал по радио о группе поддержки для тех, кто лишился близких. Я посещал занятия дважды в неделю и понял, что горевать, страдать, словом
Мне кажется, горе — это переживание, которое очищает. В течение года я жил как отшельник на горе, в трех с половиной милях от города — двадцать акров земли, полное одиночество. Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с головой. Все это время я никак не развлекался, не общался с людьми. Я горевал и излечился.
Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с головой.
А потом в компании с Бобби и при поддержке группы смог двигаться дальше и снова открыться навстречу жизни. Я продал дом, переехал в Юджин и не оглядывался назад. Там я встретил женщину, и с тех пор горе и траур ослабели, хотя Дорин до сих пор живет в моем сердце.