– А ложки? – спросил Саша и, не дожидаясь ответа, встал и отыскал одну чайную ложечку. Отец обычно пил чай без сахара. Саша положил ложечку в стакан, подошел к окну и достал сигарету, чтобы закурить. Отец не любил запаха табачного дыма, но вместо форточки было только отверстие с маленькой рамой под форточку и без стекла. Отец сидел, облокотившись на край стола, и смотрел на Сашу.
– А почему переезжаешь? – спросил Саша, обернувшись к нему и стряхивая пепел от сигареты в форточку.
– А ты не знал, что здесь, например, клопы водятся и мыши, а ребенку в таких условиях жить нельзя. Рафида, когда приезжала, увидела.
– Не знал, хотя хозяйка и показалась мне жуликоватой. Квартплату затребовала за полгода вперед, ты ей за сколько заплатил?
– Пока за три. Да и хрен с ней.
– Да, деньги она не вернет.
– А Опольск все-таки город, – продолжал отец. – Школа рядом хорошая, да и квартира получше. В соседнем подъезде с Хвойновыми, они мне квартиру-то эту и нашли. На длительный срок сдается. Кроме всего прочего мне на работу ездить-то оттуда удобнее, вышел – и сразу остановка, почти до базы доезжаешь. А здесь, хоть и в Алексеевку, но добираться с двумя пересадками приходится.
Саша докурил сигарету и выбросил окурок в форточку. Чайник стал посвистывать и выпускать из носика струю пара. Саша выключил газ, для верности перекрыв еще и вентиль на трубе, и налил кипятка в чашку отца, а затем себе. Отец, взяв ложечку из Сашиной кружки, положил себе сахар и размешал его в своей кружке, вернув потом ложку. «Странно, – подумал Саша, – смена привычек?» Держа пакетик за веревочку в кипятке, отец ждал, когда чай заварится. Саша поставил чайник на плиту и сел за стол рядом с отцом. Затем он, как всегда, положил себе много сахара и стал размешивать его в своей чашке.
– Куда пакетик выбрасывать? – спросил Саша отца.
– Клади на стол, потом разберемся.
Прихлебывая горячий чай, они молча отдыхали. Отпив половину кружки, Саша взял ее и пошел на балкон в единственной жилой комнате покурить. Курить в форточку ему не понравилось. Балкон был застеклен, но, несмотря на это, на нем было прохладно. Саша чувствовал через тапки его холодный пол. С кружкой чая к нему пришел отец.
– Как на работе-то?
– Спасибо, как всегда, паршиво. – Иронично, народной скороговоркой, ответил Саша. – Постоянно чувствуешь, что больше не можешь вытерпеть, а ситуация в отделе становится только хуже и хуже.
– Да, увольняться тебе нужно поскорее. Ну, ничего. Уволишься, найдем тебе местечко. Нам юристы грамотные очень нужны. Почувствуешь, наконец, как можно нормально работать и получать за это соответственно.
– Ну, я же по уголовному профилю. Хотя переучиться все равно надо, да и не проблема это для меня. Хотя, знаешь, вот говорят, что в двадцать пять лет заново выбираешь путь в жизни, переосмысливаешь свои ценности.
– Да, так и есть.
– Так вот, меня уже воротит от всего этого. Не хочу ничего слышать про уголовные дела и вообще про законы и милицию. Всю жизнь стремился к этому, а как узнал что это такое, так понял, насколько зря я и учился и тренировался, так что… А потом что?
– Ну, ничего, – спокойно и сочувственно произнес отец. – Я тоже увольнялся и боялся. И, посмотри, оказалось, что я нашел себе применение. Да, нужно было раньше увольняться, пока не постарел, но кто знал… А ты, как и я, даже еще похлеще. С твоими способностями ты все сможешь. Знаешь, сколько у нас обычный водитель «Газели» получает?
– Нет.
– Двадцать тысяч. Они у нас все «Парламент» курят. И ни за что не отвечают, еще и «дуются» на каждое кривое слово.
– Да уж. Почти в три раза больше, чем я. И на хрена мне нужно было высшее образование?
Отец усмехнулся:
– Не надо тебе было переводиться в милицию.
– Ну, пап, мы же уже говорили на эту тему. Нужно было, я опыт получил, самостоятельность. В тюрьме же выбиваются такие чувства, как инициатива, самостоятельность. Там сам способ мышления настолько косный, что чувствуешь, как тупеешь. Тупой и монотонный ритм каждый день.
– Нет ничего страшнее, чем идиот с инициативой, – рассмеявшись, сказал отец, – это я так, к слову. И все равно, мое мнение, что тебе нужно было перейти в УИН [6] .
– И что? И кем бы я сейчас был? Очередная деградация. Не могу я просто так сидеть и ничего от жизни не хотеть, тоже мне управленец.
– Это правильно, но увольняться оттуда было бы сподручней.
– Разницы нет, откуда увольняться.
– Ну, так что на работе-то у тебя? – снова спросил отец.
– Ну, я не понимаю себя. Приходит ко мне начальница, постоянно спрашивает, что делать по материалу или что говорить на совещании, а я как дурак ей все говорил и объяснял. И вот недавно я узнал, что начальник, который повыше ее, считает, что все эти идеи и решения – ее и что ее держат только из-за того, что у нее много светлых идей. Она, не стесняясь, выдает мои мысли за свои. Я, правда, перестал с ней разговаривать на эти темы, отмалчиваюсь, ее чаще шпынять стали. Уже в открытую говорят ей, что она дура, а она приходит ко мне и плачет. Говорит, что она понимает, что не справляется, что деградировала, что перестала быть интересной женщиной.