Группа дружно рухнула в снег, лязгая разворачиваемыми в береговые кусты стволами, и через несколько секунд кусты легли, снесенные из пяти машин. Мародеры видели сквозь дым, как между деревьями вскакивали и скрывались в гуще леса мутно-белые силуэты. Суки, угадали как с местом, берег хоть и невысокий, а лес с полста метров не причешешь, лежащего берег скрывает. Цугцванг – ни ждать, ни срываться, так и так забьют, когда народ с более серьезными стволами подтянется. Ладно хоть, пока притихли.
– По противнику докладаем.
– У меня пять. Без попаданий.
– Шесть. Я тоже.
– Восемь. Один – под вопросом.
– Шесть. Тоже пусто.
– Шесть. Один с вопросом, – закончил Кирюха и приказал доложить боеспособность – что-то уж совсем безрадостно отозвался Витек, шедший головным.
Ахмет подполз к своему:
– Как ты, Витька?
Зацепили нормально только его – картечина угодила в легкое, попав аккурат между лифчиком и полой расстегнутого бушлата: взопревший Витька шел распахнувшись.
– Пока вроде ниче. Печет только. Вот, пакет-то…
Ахмет вспорол куртку и вшивник, разорвал пакет. Левое легкое, во второй трети. Из раневого канала при выдохе с хрипом и бульканьем лезет пена. Час в сознании – максимум, два – жить.
– Че, херово мои дела?
– Че уж там… Да. – не глядя на Витька, сосредоточившись на прикрывании тампона оберткой ИП, злобно бросил Ахмет. – Можешь руку приподнять? Я хоть пару абертов сделаю.
– Ахмет, если мне так и так пиздец, давай прикрою, а вы оторветесь?
– Лежи уж. Разберемся.
Ущерб остальных невелик – так, посекло дробью немного, кого больше, кого меньше. Крови много, но херня, все в строю. Нервишки у пыштымцев никуда. Не для засад. Оставив Дениску на фланге, сползлись за Кирюхину волокушу.
– Как твой? Серьезно?
– Серьезно. Легкое прохерачили, гады.
– Бля… В сознании?
– Пока да.
– На нас сидели, – мрачно констатировал Паневин.
– Вряд ли. Или на нас, но лохи какие-то. С пукалками.
– “С пукалками”, – передразнил Кирюху Ахмет. – Витька-то вон, приложили.
– Первый потому что шел.
– Ну да. А если б метров на пятнадцать-двадцать подпустили, мы б все щас так лежали.
– Или нервы не выдержали. У одного. А за ним уж и все шмальнули, чего там шифроваться, а так хоть шанс есть.
– Или да, нервы.
– По ходу, черт из тех, кого приложили, когда туда шли. Хозяева забили на нас, а он настырный оказался, вон, корешков привел. Или посчитаться желает, или жадный, – двинул версию Паневин.
– Хуево. Сейчас знаешь что? Один на Пыштым бежит. Щас хозяину доложит, что посреди озера его четыре халявных пулемета дожидаются. Миномета на лошадку, и сюда.
– Неа. Миномета не будет – че он, своими руками стволы потопит?
– Ну да, вообще-то. Хорошо.
– Хули “хорошо”. Щас подтянется несколько человек с карабинами, вот и будет “хорошо”.
– Значит, надо прям щас отрываться. – обострил ситуацию Ахмет, проверяя предохранитель АПБ – Готов.
– Кого оставим?
Повисла нехорошая пауза, и Ахмет, как бы меняя позу, вытолкнул из-под мышки рукоять АПБ: Жирик с Паневиным не удержавшись, очень нехорошо переглянулись.
– Так, Ахмет, оставим твоего. Мы…
Мгновенно выпущенная ярость придала силы – АПБ мухой вылетел из-под бушлата и негромко хлопнул, скорее даже лязгнул – и голова Паневина мокро чавкнула. Дымящееся очко ствола глядело прямо в глаз Жирика.
– Кирюха. А че это чмо тут разводит, а? “Мы” какие-то… – с ледяной игривостью в голосе поинтересовался Ахмет.
Жирик молчал, даже не вытирая уляпанное лицо.
– Че ты на тухляк ведешься, а, товарищ капитан? – сменив тон, равнодушно спросил Ахмет, заглядывая Жирику в глаза поверх глушителя. – Короче. Давай так. Ты мне сейчас обещаешь, что больше тухляка не будет. Реально обещаешь. – Ахмет рассчетливо вогнал фразу в совесть старшего лейтенанта Кирюхина, и начал с хрустом проворачивать ее в ране: – Ты знаешь, я слову верю. Скажи, как мужик – да. Или нет. Говоришь нет – я тебя валю. Если да, то ему шальняк прилетел.
Кирюха сморщился, словно от боли, и повесил голову. Через несколько томительных секунд глухо, искаженным голосом промычал:
– Обещаю.