— Сядь, пожалуйста, — наконец попросила она. — Не люблю угодливость даже в ерничанье.
— Как прикажете.
Я бросил полотенце в кота, растянувшегося на диване, и плюхнулся на стул напротив Златы.
— По пиву? — предложил, поднимая бокал. — Между прочим, пиво отменнейшее!
— Егор… — укоризненно покачала головой Злата.
— Это не угодливость, а констатация факта.
Я сделал громадный глоток и причмокнул.
Девушка пригубила бокал, аккуратно слизнула с губ тоненькую полоску пены.
— Действительно, хорошее. — Она отрезала кусочек лангуста, положила в рот. — Между прочим, — призналась она с милой непосредственностью, — я сегодня с утра не ела. Голодная…
— Так за чем дело стало! — с воодушевлением выпалил я. — Налегай! Лангустов, правда, больше нет, зато бутербродов навалом.
Хотел добавить: «Кушайте, кушайте, гостья дорогая!», но, вспомнив, как она меня одернула, прикусил язык.
Пару минут мы ели молча, как вдруг она неожиданно спросила:
— У тебя было тяжелое детство?
— С чего ты взяла? — удивился я.
— Ты быстро ешь.
Я рассмеялся.
— А при чем тут тяжелое детство?
— Быстро и в то же время чрезвычайно аккуратно. Крошки практически не падают, а если падают, то левая ладонь машинально подергивается, будто хочет подхватить.
Я иронично покачал головой, про себя невольно отметив, что глаз у нее острый. Наблюдательная девочка.
— Ну и фантазерка! Романы писать не пробовала? Как редактор, могу поспособствовать изданию.
Ничего и никому я, естественно, рекомендовать не мог. Но «легенду»-то надо как-то поддерживать?
— Что ты! — испуганно замахала руками Злата. — Какая из меня писательница? Для этого нужно иметь талант.
— Не скажи, — не согласился я. — У нас сейчас каждый, кого в школе грамоте выучили, считает себя писателем. Умеет буквы писать, значит, писатель. Опубликуют любую чушь.
— Не верю, — как-то неубедительно возразила Злата.
— К сожалению, правда…
Я развел руками, и тут на меня накатило. Словно черт за язык дернул.
— Могу по теме предложить сюжет. Я — пришелец из другого времени, неандерталец. Жил в пещере, потому и ем не соблюдая приличий.
В глазах Златы мигнули озорные огоньки.
— А почему тогда не волосатый?
— Бреюсь вовремя.
— А…
— А гнилые зубы стоматолог поменял на фарфоровые.
Злата усмехнулась, покачала головой.
— В пришельцев из будущего еще можно поверить, но из прошлого? — рассудительно заметила она. — Каким образом неандерталец мог попасть в наше время? Из чего он соорудил машину времени в каменном веке?
Предположение о «пришельце из будущего» меня отрезвило. Как накатило, так и схлынуло. Язык мой — враг мой… Болтай, парень, неси чушь, но не зарывайся. Из чуши можно извлечь зерно истины. Племя неандертальцев было людьми, которым постанты разрешили перебраться
— А это, дорогой мой автор, тебе решать! — нашел я выход из положения. — Я только идею подбросил.
— Дурацкая идея, — не согласилась Злата. — Скорее твой кот — потомок саблезубых тигров, чем ты — неандерталец… Ой, я только сейчас заметила, какие у кота зеленые глаза!
Я медленно повернул голову к дивану и увидел, что глаза у котищи-тени действительно зеленого цвета. Откуда у него зеленая краска? На зеленку не похоже, да и нет в доме зеленки. Опять где-то нашкодил…
Бросив взгляд на Злату, я понял откуда. Мужчины отличаются невнимательностью, и я не исключение. Только сейчас увидел на веках девушки ретушь зеленого брасматика. А сумочка — вот она, на спинке стула.
Котище, заметив, что на него смотрят, встал, выгнулся дугой, потянулся, затем лениво спрыгнул с дивана и направился к Злате.
— Иди сюда, котик! — умильно позвала Злата и постучала себя по коленям.
— В нем двадцать килограммов живого веса, — предупредил я.
Напрасно предупреждал, но не потому, что тень научилась становиться невесомой, — по своим габаритам она не смогла бы поместиться на коленях девушки.
Котище одарил меня сумрачным взглядом, подошёл к Злате, стал на задние лапы и положил голову ей на колени.
— Ой ты, котик, какой! — потрепала его за загривок Злата. — Ласковый…
Котище прижмурился и заурчал. Правая передняя лапа охватила девичьи колени и начала их мять. Вот, скотина, опять за свое! Скотина во всех смыслах, как в прямом, так и переносном. И что он, спрашивается, может найти в женских коленях?
Спросить: «А мне так можно?» — я не осмелился. Только и нашелся, что сказать:
— У, Сатана!
Я ему не завидовал. Я ревновал. Хотя не имел на это никаких оснований.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ