— …Итого с вас, Егор Николаевич, — закончил подсчеты фининспектор и с благодушной улыбкой откинулся на спинку стула, — причитается двадцать девять тысяч четыреста восемьдесят три доллара шестьдесят центов налога.
— Векселями принимаете? — усмехнулся я.
— Изволите шутить? — вскинул брови Мизгирев и посмотрел на меня исподлобья, будто на носу все ещё было пенсне. — Ах да, двадцать первый век… — спохватился он. — Мужик, кончай базар, гони бабки. Я правильно выражаюсь?
— Знамо дело, барин, — кивнул я и направился в кабинет за деньгами. Сколько ни встречался с Мизгиревым, не мог понять, когда он шутит, а когда действительно проявляется склероз. Выяснять у фининспектора напрямую, что за игру он ведет с налогоплательщиками, я не отваживался. Может так обделать, что век не отмоешься. Скунс его умению позавидует.
Через минуту я вышел и положил на стол три пачки стодолларовых купюр.
— Прошу, здесь тридцать тысяч.
Фининспектор разорвал пачки, пересчитал деньги, пятьсот долларов, не стесняясь моего присутствия, сунул в карман, а остальные бросил в портфель.
— Вот так и живем-с, многоуважаемый Егор Николаевич, — заметил он, пристально глядя мне в глаза.
Я понимающе развел руками.
— Кстати, мне нравится ваш котик, — неожиданно сказал он, посмотрел в сторону и расплылся в елейной улыбке. — Какой породы?
Не знаю, как я удержался от недоуменного вопроса: «Что еще за котик?» Повернулся и увидел возлежащего на диване громадного черного котища. Он был как сама ночь, и только белки глаз блестели.
— Помесь дворового с беспородным, — сказал я с каменным лицом. Не только фининспектор, но и тень меня достала. Как она ухитрилась сделать белки глаз?
Тень одарила меня нехорошим сумеречным взглядом. Не понравилась ей моя характеристика. А мне ее выходки, получается, должны нравиться?
— Скажите, пожалуйста, — недоверчиво покрутил головой фининспектор, — а выглядит весьма презентабельно… Хороший ням-ням.
— Няв-няв, — поправил я.
— Кому — няв-няв, а кому — ням-ням, — назидательно проговорил Мизгирев, поднимаясь из-за стола.
«Неужели постанты котов едят?» — ошарашенно подумал я.
— Ух ты, киса…
Мизгирев шагнул к дивану и протянул к тени руку. Не меняя позы, «киса» приподняла верхнюю губу, показала белоснежные громадные клыки, и фининспектор поспешно отдернул руку.
— Не советую гладить, — сказал я. — Не скажу, что руку по локоть откусит, но кисть точно отхватит.
Тому, откуда у «кисы» клыки и именно белоснежные, я уже не удивлялся. Если сумела выкрасить белки глаз, то зубы и подавно. Плевое дело.
— Да?
— Да. Хрясь и ням-ням, — мстительно резюмировал я.
— Надо же…
Фининспектор уложил ноутбук в портфель и направился к двери. На пороге гостиной он все же не удержался, оглянулся на котища и сокрушенно покачал головой.
— А с виду такой хороший ням-ням… Всего доброго, Егор Николаевич.
— И вам всего доброго, Аристарх Мефодиевич.
Я проводил его, закрыл дверь и вернулся в гостиную.
Тень продолжала по-царски возлежать на диване в виде громадного котищи и в уже привычной для меняманере беззвучно хохотала, сотрясаясь всем телом. Только теперь еще и улыбалась белозубой улыбкой, как Чеширский Кот. Все-таки не прав я был насчет ее беспородности.
— Ты что себе позволяешь?! — прошипел я.
Глаза кота, как и он сам, были бутафорскими — тень видела совсем по-иному, однако котище посмотрел на меня так, что сразу стало понятно, кто в доме хозяин. Но я не сдался.
— Неужели непонятно: если мы не сможем мирно сосуществовать, то и существовать не сможем? — изрек я.
Котище недовольно ощетинился, переваривая мой философский экспромт, затем принял вальяжную позу и постучал по дивану хвостом.
— Надо понимать, согласен со мной? — переспросил я.
Котище снова постучал хвостом и неожиданно муркнул.
Я опешил, но быстро пришел в себя. Тень становилась умнее день ото дня, многому училась. Почему бы ей ни научиться производить звуки, а затем и говорить? Вон, какие глазища себе соорудила… Я внимательно посмотрел в глаза коту, и в голове забрезжила догадка по поводу происхождения белков глаз.
— А ну-ка, покажи зубы! — строго сказал я, подошел к дивану и с некоторой опаской прикоснулся к холке бутафорского кота. Фининспектора я в шутку предупреждал, что коту ничего не стоит оттяпать руку, но сейчас и сам невольно побаивался. С тенью в образе тени было проще: отсутствие глаз, зубов и формы нивелирует негативные ассоциации.
Тень восприняла мое прикосновение благосклонно, и я ощутил под пальцами самую обычную кошачью шерсть. Похоже, имитацией тень владела в совершенстве.
— Открывай пасть, — осмелев, приказал я.
Кот посмотрел на меня, пренебрежительно фыркнул и распахнул пасть. Ни языка, ни неба в пасти не наблюдалось — сплошная чернота, а имелись только ослепительно белые, острые, не похожие на кошачьи зубы. Я осторожно потрогал клыки пальцем. Клыки были твердыми, гладкими и очень напоминали натуральные клыки, но я уже догадывался, из чего их сотворила тень, хотя на пальце не осталось и следа белизны. Как божий день стало ясно, кто насухо высмоктал из тюбика зубную пасту.