Мародер

— Кто? — спросила она, солгав сквозь зубы. Ее руки, лежавшие на видавшей виды столешнице, дрожали. На ее левой руке красовалось золотое кольцо.

— Киллиан Келли, — произнес я, указывая на мужчину, работающего рядом с ней. — Два бокала. Виски. — Затем я снова посмотрел на девушку. — Ты можешь сказать мне сейчас. — Я пожал плечами. — Или я подожду.

— Справедливое предупреждение, — пробормотала моя жена, забирая свой стакан у бармена. — У него терпение святого.

— Вам придется ждать чертовски долго, — сказала барменша, за секунду превратившись в ту еще язву. Ее «чертовски» прозвучало, как «чертховски».

— Сомнительно. По крайней мере, до тех пор, пока не настанет время живой музыки.

Она выпучила глаза.

— Он не хочет тебя видеть.

Я расслабился, положив руку на спинку стула жены, отпивая глоток своего виски. Из задней комнаты выехал мужчина с гитарой в руках, и барменша поспешила выйти из-за стойки, проталкиваясь сквозь толпу.

Мужчина, очень похожий на меня, подкатил свое инвалидное кресло к сцене, толпа похлопала его по спине, пропуская, прежде чем он поднялся на сцену и занял свое место перед светом.

Барменша оказалась недостаточно расторопной. Его появление помешало ей добраться до него вовремя. Она стояла перед сценой, маша ему, но он только помахал в ответ. Киллиан начал петь. Однако вместо того, чтобы наблюдать за ним, я смотрел на свою жену. Ее глаза были прикованы к сцене, и когда она, наконец, повернулась ко мне, она схватила свой стакан с виски и осушила его одним глотком.

— Он поет, — сказала она, ее дыхание, как прямой огонь, проникло в мои легкие. Я кивнул. — Он правда может петь, — сказала она. Нет, он в инвалидном кресле; и он поет.

— Похоже, музыка — это удел ирландских близнецов, — произнес я.

— Ты умеешь петь?

— Просто потому, что я могу, не значит, что я пою, — ответил я.

— Вообще-то это не ответ.

— Если у человека полосы и зубы, как у тигра, — я пожал плечами, — то он одиночка, дорогая.

Она наблюдала за моим лицом, ее шок и любопытство постепенно сходили на нет, чем дольше она смотрела на меня, а затем она повернулась обратно к сцене. Я вернулся к своей порции блюда, доев то, что принесла барменша. Время от времени жена откусывала кусочек-другой, но почти ничего толком не ела.

Она все еще бастовала.

Уронив салфетку на тарелку, вздохнул, поворачиваясь к сцене. Брат выводил слезливую руладу. Моя жена, казалось, вся вжалась. Медленно развернул ее табурет ко мне, и обнаружил, что по ее щекам текут слезы. Она даже не потрудилась их вытереть.

— Эта песня для тебя, — прошептала она, прижимая руку к горлу. Она намеренно контролировала дыхание, пытаясь не потерять самообладание из-за его дерьмовой баллады.

— Черт возьми, она ни разу не про меня, — сказал я, опрокидывая еще один стакан виски в себя. — Я существую только в песнях, в дымке его сна, я для него не более, чем сон.

Песня закончилась под аплодисменты, и, поблагодарив толпу, он скатился со сцены, встретившись с барменшей. Она наклонилась, и как только она это сделала, он обхватил ее лицо руками и поцеловал. Когда он отстранился, уголки его рта растянулись в улыбке, и мне всегда было чертовски странно видеть на моем лице такую свободу.

Легкая улыбка растаяла, как только ее губы приблизился к его уху. Он прищурился и начал осматривать зал. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти меня.

Я поднял руку и ухмыльнулся — но ухмылка вышла чертовски не дружелюбной. Меня будто впечатали в стену, к той версии себя, которую я любил больше, чем самого себя, и мне пришлось укрепить свою решимость противостоять накатившему чувству отрицания.

Толпа расступилась перед ним, когда он двинулся ко мне быстрее, чем мог бы, будь у него здоровые ноги. Он остановился прямо рядом с моим табуретом.

— Когда это произошло? — сказал я прежде, чем Киллиан успел сказать мне что-либо. — Помнится в том профессиональном поприще, которое ты избрал, романтические поцелуи запрещены. Ты же написал в письме своему брату, начинавшемуся со слов «Дорогой брат», что возвращаешься в Ирландию, чтобы стать священником.

— Пошли, — сказал он, указывая на дверь. Его лицо раскраснелось от выступления, а кожа блестела от пота. Его внешний вид напоминал меня после интенсивной тренировки, когда мне требовалось выпустить пар.

— После того, как я получу то, что мне нужно, — произнес я как можно более непринужденно. По нашим венам текла одна кровь, и отторжение ощущалось как отказ жизненно важного органа у моего тела.

Киллиан посмотрел мне в глаза, он знал меня так же хорошо, как и я его. Я не сдвинусь с места, пока он этого не сделает.

— Чего ты хочешь?

Его голос был низким, надтреснутым, сквозившим обидой.

— Правды, — сказал я, вставая со своего места. Схватил куртку Кили и, когда она встала, помог ей надеть ее.

— Завтра. Встретимся в Гвидоре. Прихвати ее с собой.

Но он смотрел не на меня. Он смотрел на мою жену.

Она посмотрела на него в ответ. Затем, без предупреждения, протянула руку женщине с черными волосами и голубыми глазами, представляясь.