Мародер

…Главное место, говоришь. Ладно… Ахмет переложил поудобнее зиловский обод, отряхнул, присел. Стараясь не цепляться взглядом за детали, расслабленно обвел глазами панораму. Старое здание ресторана было построено в конце основательных пятидесятых и после памятной бомбежки устояло. Лишилось крыши, но только до второго этажа, толстые кирпичные стены вынесли близкие термобарические удары. В едва брезжущем рассветном сумраке уцелевшие первые этажи окрестных домов, амфитеатром окружавших ресторан, казались бесформенными кучами. В подвалах нащупывались редкие кучки людей. Ничего опасного. Спят, даже дети среди них. Псиной в округе не пахнет, здесь сравнительно густо сидят одиночки и малые группы, псов ловят да жрут – а псы тоже не дураки и сюда только охотиться ходят. Вон, пятак на торжке, осклизлый от крови, – псину рубят. А вот в этом углу дровами банчат, щепой все усыпано. Крупную подвыбрали, один мусор остался. Вытащил из кармана спичечный коробок с тремя маленькими ромбиками из кровельной жести, вытряхнул их на ладонь. На одном из них сохранились остатки сурика. …Да уж. Артефакты, ептыть, смотри-ка. Ну и че, где тут это самое место, хотел бы я знать… Оставил тот, что в краске, остальные вернул на место. Попытался предугадать, где оно окажется и что же на нем будет лежать, то, что надо унести, а взамен оставить этот невзрачный жестяной обрезок. …Ладно, все. Хорош придуряться, еще две точки… Расслабиться и опустеть никак не удавалось. …А, вон че. Я ж ссать хочу. Та-ак, минутку… Ахмет расстегнул штаны и принялся поливать кучу мусора, стараясь так попасть на пластиковую крышку от колы, чтоб она перевернулась. Перевернулась. Тут же что-то вцепилось в правый глаз – теребя, раздражая, требуя внимания. Догадавшись, что все получилось, Ахмет не поднимая глаз, неторопливо застегнул штаны и повернулся навстречу сигналу, специально растягивая момент, чтоб поточнее запомнить все нюансы ощущений. Приподнял глаза – да, точно.

Картинка потеряла глубину, перспективу, но ожила, задвигалась, тут и там появились мелочи, вдруг исполнившиеся смысла. Мазанув взглядом засыпанный щепой пятак, Ахмет явственно ощутил мощное желание оценить, о чем же говорит этот узор, ставший даже не гипертекстом, а чем-то гораздо большим. Некоторые щепочки явственно указывали на события, давние и не очень, словно предлагая: «Ну че, распаковать?», каждая щепочка была о чем-то, словно над ней невидимо сияла реклама с краткой аннотацией. Большинство приветливо улыбалось, приглашая снова вытащить упруго бьющуюся рыбу в восемьдесят шестом, выйти из самолета в Адлере на второе лето после Олимпиады, погладить старого друга – кота, умершего в две тыщи четвертом, зато некоторые угрожающе нацеливали на Ахмета свои волокна, типа не трожь, иди куда шел, – эти были о том, чего еще нет, или о плохом; были и те, от которых ощутимо тащило чем-то мерзким и ледяным – их он старался обойти подальше, с содроганьем представляя, что же будет, если провалиться вслед за такими. …Ой, бля, че это я?! Сука, зацепился все же, баран бестолковый!.. – ругнул себя Ахмет, заметив, наконец, что долгонько уже таращится на иероглифы из мерзлой грязи и опилок, и подошел к цели своего похода. «Главное» место ничем не отличалось от любого другого. …Фу, как скучно… – разочарованно подумал Ахмет, безразлично заворачивая в специально для этого прихваченную чистую тряпочку мятый цоколь от лампочки. Он тоже ничем не выделялся среди другого мусора, втоптанного и вмерзшего в грязь на пятаке у служившего прилавком сплющенного автомобильного кузова, но сразу было понятно – правильно взять именно его, никаких сомнений. Чуть даже не забыл воткнуть жестяной ромбик. Вернулся, воткнул, притоптал понадежней. Махнул своим: пошли, мол, дальше.

Так же скучно у пятого магазина к цоколю добавился календарик за десятый год, с едва различимыми буковками. На ближнем торжке, за ДК, из грязи пришлось выворачивать немаленький камень. Идя хоронить эту странную коллекцию в Кирюхином спортзале, Ахмет спиной чувствовал, как на языке у Серба и Немца бешено крутится вопрос, как подавляемое недоумение гложет изнутри стенки их черепов. …Ниче-ниче, товарищи бойцы. Старших положено уважать, то есть бояться. Непонятное пугает лучше всего. Хрен вы хоть слово от меня насчет этой пантомимы услышите, вот так-то. Надо еще Жирику наказать, чтоб не болтал…