Мародер

– Вот, сюда проходите, сюда, – неумело, но очень старательно улыбаясь, заботился о гостях немолодой башкир с такой угрожающе-хищной мордой, что сразу вспомнились монгольские сотники из фильма Тарковского.

В комнате, завешенной коврами, за низеньким столиком сидел важный Магомедыч. Приветливо кивнул, встал, поздоровался за обе руки. …Как все-таки отточена на Востоке эта процедура, – мелькнула мысль у представившего нового партнера Ахмета. – Смотри, сколько без «цивилизации» живем? И как все быстро встает на круги своя, а? Только б Жирик не накосорезил… Но Жирик вполне проникся атмосферой, попал в темп и чинно, неторопливо, как и полагается хозяину большого Дома, беседовал с Магомедычем на светские темы. Прибежала симпатичная девчонка, слила гостям на руки, подержала полотенце. Официально, как на губернаторском приеме, съели шорпу, похваливая хозяина и его гостеприимство. Потом пошло уже полегче, по-советски, когда съели по паре шашлыков, выжрали полустаканами три пузыря дагестанского коньяка. Магомедыч аж прослезился – коньяк-то с родины… Наконец, приступили к чаю под сказочно вкусный чакчак. …Ну че, по всем восточным поняткам можно поговорить без особых протоколов, – решил Ахмет. – Как бы только не задолжать сверх меры. Хотя это теперь Жириковы головняки, пусть рассчитывается… Вклинился в базар, навел тему на то, как До Этого жили, вспомнил рыбалку на Кожаном, ввернул случай из жизни, как раз и про рыбалку, и про странные дела, изредка на Кожаном происходящие, словом, замотивировал, как умел:

– Кстати, Исмаил-абый, тут эти белемле[109] до сих пор, поди, живут. Как от них, нет беспокойства?

– Да какое от них беспокойство, улым[110]. Люди хорошие, тихие. – Магомедыч немного помолчал, видимо задумавшись, углубляться в тему, нет ли. Продолжил, однако: – Сейчас им вообще хорошо стало, никому они не нужны, спокойно живут. Я по молодости, участковым еще когда там работал, ездил к ним – выборы там. Помнишь же, как в советский время, выборы все ходили? Не дай бог. Ну, я им ящик возил, бумажки эти. Паспорт перепишу, за них там кого-то подчеркну, увезу. Им неприятно все это было. Но они ниче, вид не подавали. И не просили, я сам все делал, из уважений, они же как суфи.

– А как на них ваш хазрэт смотрит? Они ж ислам не уважают, – легонько, как ему казалось, спровоцировал Ахмет, раскачивая собеседника. – В ат-Тауба сказано же, что муслимлар обязаны сделать, чтоб все рядом, кто не приняли ханифа, или чтоб джизья платили, или воевать с ними[111].

Магомедыч даже крякнул от такой глупости.

– Э, ерунду ты сказал. Знаешь, Ахметзян, я когда дома, на Кавказе еще, жил – у нас в райцентр суфи жили. Ну, на них, что они – суфи[112], табличк не был, мечет они ходили, ураза держали – но все равно все райцентр знал. Вот. К ним, точней, к их старшему, знаешь, какие люди приезжали? Не то что республикански начальство, Магомедов даже был, неважно этот, а самые главные мулло, имомлар[113], понял? Советский время! Во дворе, перед воротм, ботинк, шапк сымали! Вот какие уважаемые люди был! – Магомедыч раскраснелся, даже привстал.

Помолчал. Покосился на Жирика, с наслаждением грызущего чакчак, на Ахмета. …Ага. Мент в Магомедыче проснулся. Да, правильно говорится: умер – надолго, мент – навсегда. Пора колоться…

– Ахметзян, а тебе зачем они? Только мне не рассказывай, что без интереса все это спрашивал. – Магомедыч выперся на Ахмета сверлящим оперским взглядом.

– А разве ты не сам рассказывал? – для проформы поупирался Ахмет, не сдаваться же сразу. – Я че, имена и факты тряс? Так, разговор просто зашел, нет? Ладно, ладно. Расколол. Есть маленькая проблемка.

Ахмет вкратце набросал расклад с маленькими базарами.

– Как думаешь, Исмаил-абый, помогут?

– Не знаю, улым, не буду врат. С ними заранее никогда ниче не знаешь. Вот я возил к ним иногда людей. В основном баб. То родить не может, то еще че, ну, сам знаешь – у баб постоянно какие-то проблем. Ну, и мужиков тоже. И знаешь че? Тебе вот кажется, что везешь человека с ба-а-альшым проблемам, а оказывается – тьфу. Или с мелочью, а они разворачивают. Или вообще – привез им как-то девку, маленькую совсем, и пропала девка, представь себе. И никакого шума, родители без претензий, никто слова не сказал. Прививки приезжали – не спрашивали, школа пора идти – тоже не спрашивали.

– А ты?