– Хочешь освежиться, Марли? Ну-ка, поймай драже! – и кинул лакомство в клетку. Как и ожидалось, он клюнул на наживку и вошел в клетку.
Служащая аэропорта оказалась права: клетка не совсем соответствовала габаритам Марли. Во-первых, ему приходилось пригибаться, чтобы не биться головой о потолок, во-вторых, его нос упирался в заднюю стенку, а в-третьих, его зад торчал из дверцы. Я подогнул ему хвост и закрыл дверцу, слегка втиснув Марли внутрь.
– Ну, что я вам говорил! – похвастал я в надежде, что она все же сочтет эту емкость приемлемой для Марли.
– Он должен иметь возможность повернуться, – спокойно ответила сотрудница.
– Малыш, повернись, – кивнул я ему, чуть слышно присвистнув. – Давай же повернись.
Пес посмотрел на меня осоловевшим взглядом. Его голова терлась о потолок, словно он раздумывал, как же совершить такой подвиг. Если он не сможет повернуться, то авиакомпания не пропустит его на борт. Я взглянул на часы. У нас оставалось двенадцать минут, чтобы пройти контроль службы безопасности, пройти через зал ожидания и сесть в самолет.
– Иди сюда, Марли, – сказал я с нарастающим отчаянием. – Давай же!
Я щелкал пальцами, стучал по дверце, причмокивал.
– Ну, пожалуйста, – умолял я его. – Повернись.
Я уже был готов упасть на колени, как вдруг услышал треск и вслед за тем голос Патрика.
– Упс, – сказал он.
– Лягушки выскочили! – вскрикнула Дженни, бросаясь за ними в погоню.
– Фрогги! Кроки! Вернитесь! – хором кричали мальчики.
Моя жена уже опустилась на пол и на четвереньках ползала за лягушками, но они коварно сохраняли дистанцию в один прыжок. Пассажиры останавливались и таращились на нас. На расстоянии лягушки были не заметны, и создавалось впечатление, что по полу ползает ненормальная тетка с пачкой подгузников на шее, которая, очевидно, перебрала с самого утра. Судя по выражению лиц прохожих, их вовсе не удивило бы, если бы вдруг Дженни завыла.
– Извините, я на секунду, – спокойно сказал я сотруднице аэропорта и, встав на четвереньки, присоединился к Дженни.
Нам удалось поймать Фрогги и Кроки в тот момент, когда они собирались сделать свой последний рывок на свободу через автоматические двери. Наблюдая за нашими действиями, присутствующие получили массу удовольствия. Едва мы вернулись, я услышал шум, раздавшийся в собачьей клетке. Она пошатнулась и закачалась. Я увидел, что Марли каким-то образом удалось повернуться.
– Видите, – сказал я сотруднице. – Он поворачивается без проблем.
– Ладно, – сурово ответила она. – Будем считать, что вам повезло.
Двое рабочих поставили клетку с Марли на тележку и увезли. Опоздавшие пассажиры ринулись к самолету. Мы подбежали в тот момент, когда выход на посадку закрывался. Мне вдруг пришло в голову, что, если опоздаем на рейс, Марли полетит в Пенсильванию один. И мне страшно было даже думать о дальнейшем развитии событий.
– Стойте! Мы здесь! – заорал я, толкая вперед коляску с Колин. Дженни с мальчиками бежала в пятнадцати метрах позади меня.
Я позволил себе выдохнуть, только когда все заняли свои места. Мы впихнули Марли в клетку. Поймали лягушек. И вот уже сидим в самолете. Следующая посадка в городе Аллентаун, штат Пенсильвания. Теперь можно наконец расслабиться. Посмотрев в иллюминатор, я увидел, как к самолету подъехала тележка с собачьей клеткой.
– Смотрите, – сказал я детям, – вон там наш Марли. Они помахали в окошко и крикнули ему:
– Пьивет, пиятиль!
Когда запустили двигатели, а бортпроводница сообщила о мерах безопасности, я достал журнал. Тут вдруг заметил, что Дженни, сидевшая передо мной, напряженно вслушивалась. Я тоже услышал кое-то. У нас под ногами, из недр лайнера донесся приглушенный, но отчетливый стон. Это был жалостный, унылый звук, напоминавший вой, который начинался с низких нот и постепенно повышался.
Пассажиры оторвались от своих газет и романов. Бортпроводница, в тот момент раздававшая подушки, остановилась в недоумении. Женщина, сидевшая через проход от нас, посмотрела на своего мужа и сказала:
– Прислушайся. Ты тоже слышишь? По-моему, это воет собака.
Дженни смотрела прямо перед собой. Я уткнулся в журнал. Если кто-нибудь спросит, мы будем отрицать, что это наша собака.
– Пиятилю гьюстно, – сказал Патрик.