– С тобой все будет хорошо, – повторял я, уже не веря собственным словам. Ее кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок. Казалось, мы просидели вдвоем на тротуаре несколько часов, а на самом деле, как позже сообщили полицейские, прошло всего три минуты. И только сейчас я вспомнил о Марли. Оглянувшись, увидел его в трех метрах от нас. Он стоял в устрашающей позе разъяренного быка. Таким я никогда его не видел. Это была боевая стойка. Мышцы на шее вздулись, челюсти сомкнуты, а шерсть на загривке поднялась дыбом. Все его внимание было направлено на улицу, и, казалось, он изготовился к прыжку. В то мгновение я понял правоту Дженни. Если бы вооруженный преступник вернулся, сначала ему пришлось бы столкнуться с моей собакой. В тот момент у меня не было ни тени сомнения, что Марли боролся бы с этим типом не на жизнь, а на смерть и не позволил бы ему приблизиться к нам. Я сильно расчувствовался от того, что эта девочка, возможно, умирает у меня на руках. И вид Марли, который так необычно вел себя, величественно и свирепо охраняя нас, вызвал у меня слезы умиления. Лучший друг человека? Черт возьми, именно так!
– Со мной ты в безопасности, – сказал я девочке, но подразумевал: с
Прежде чем ее веки опустились, она прошептала:
– Меня зовут Лиза.
– А я Джон.
Как-то глупо было знакомиться при таких обстоятельствах, будто мы находимся на пикнике. И едва не улыбнулся из-за абсурдности возникшей ситуации. Я поправил прядь ее волос и произнес еще раз:
– Ты в безопасности, Лиза.
Словно ангел, сошедший с небес, к нам подошел офицер полиции. Я свистнул Марли и крикнул:
– Все хорошо, малыш. Это свой.
Услышав мой свист, пес вышел из состояния ступора. Мой туповатый добродушный пес теперь бегал вокруг нас кругами, пыхтел и пытался всех обнюхать. Какой бы древний инстинкт ни дремал в недрах его сознания, он снова вернулся в привычное состояние. Вскоре прибыли новые полицейские, а потом приехала «Скорая», и санитары принесли носилки и бинты. Я отошел в сторону, сообщил полиции все, что знал, и отправился домой. Марли бежал впереди.
На крыльце меня встретила Дженни, и мы вместе постояли у окна, наблюдая за финалом уличной драмы. Наш район стал напоминать декорации к полицейскому сериалу. В окнах мелькали проблески красных мигалок. Полицейский вертолет завис над проезжей частью, освещая прожектором задние дворики и аллеи. Полиция организовала посты на дороге и начала прочесывать район. Ее усилия оказались тщетными, того субъекта так и не нашли, а мы не узнали, что его заставило напасть на жертву. Соседи, которые преследовали бандита в ту ночь, позже рассказывали мне, что им не удалось даже заметить его, не говоря уже о том, чтобы догнать. В конце концов мы с Дженни легли в постель, но еще долго не могли уснуть.
– Ты можешь гордиться Марли, – сказал я. – Это было довольно странно. Он каким-то образом понял всю серьезность положения. Видимо, почувствовал опасность и совершенно преобразился.
– А что я тебе говорила, – ответила она. Да, так все и было.
Пока вертолет с шумом патрулировал улицу, Дженни повернулась на бок и, прежде чем заснуть, добавила:
– Еще одна «веселая» ночка в нашем квартале. – Я опустил руку вниз и погладил Марли, лежавшего рядом на полу.
– Сегодня ты вел себя правильно, большой пес, – шептал я, почесывая его за ухом. – Сегодня ты заработал свой ужин. – Положил руку ему на спину и заснул.
О разгуле преступности в Южной Флориде говорил тот факт, что о нападении на девочку-подростка, спокойно сидевшую в машине перед своим домом, написали всего шесть предложений в утреннем выпуске газеты
В заметке ничего не было сказано про меня, Марли и тех парней, которые полуголыми бросились в погоню за преступником. Там не упоминалась и наша соседка Барри, которая преследовала подонка на своей машине. И обо всех соседях, которые включили свет на верандах и позвонили 911, тоже не сказано ни слова. Драма, разыгравшаяся в нашем районе, показалась властям незначительным происшествием в хронике жестоких преступлений криминального мира Южной Флориды. Никто не погиб, нет заложников – значит, все в порядке.
Нож преступника задел легкие Лизы. Пять дней она провела в больнице и еще несколько недель находилась дома. Ее мама рассказывала соседям о состоянии дочери, но девочка не выходила из дома, поэтому ее никто не видел.