Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире

На фоне протекавшей у жены беременности я продолжал тренировать Марли. Каждый день занимался с ним и теперь сам мог повеселить друзей, дав команду «лежать!», и Марли, как подкошенный, падал лапами кверху. Он старательно выполнял команды, если только в поле зрения не появлялся другой объект, на который переключалось его внимание, например, собака, кошка, белка, бабочка, почтальон или водоросли на поверхности воды. Он садился, если ему не слишком хотелось стоять, и находился рядом до тех пор, пока не появлялось нечто манящее, ради чего стоило пожертвовать легким удушьем от ошейника: собаки, кошки, белки и прочее. Пес делал успехи, однако это не означало, что он повзрослел и стал спокойной, хорошо воспитанной собакой. Если я грозно возвышался над ним и строгим голосом подавал команды, он подчинялся, порой даже делал это с радостью. Тем не менее его нрав оставался прежним.

Он с отменным аппетитом поедал манго, которые кучами валялись на земле в нашем садике. Каждый плод весил не меньше полкило, и фрукт был настолько сладким, что вскоре у него начинали болеть зубы. Марли ложился на траву и, зажав спелый плод передними лапами, выгрызал зубами мякоть. Крупные куски у него в пасти превращались в лепешки, но, когда он, пожевав, выплевывал их, казалось, что их вымачивали в кислоте. Иногда он мог часами нежиться в саду, поглощенный своей страстью к фруктам.

Как бывает со всяким любителем фруктов, кое-что в его пищеварительной системе стало меняться. И вскоре наш задний дворик весь покрылся огромными жидкими лепешками броских собачьих экскрементов. Единственным плюсом было то, что не заметить их было просто невозможно. А когда созрели все плоды манго, своим цветом они стали напоминать светоотражающие оранжевые полосы, устанавливаемые во время ремонта дорог.

В его рацион входили и другие вещи. Я мог наблюдать их каждое утро, когда приводил в порядок задний двор. Здесь валялся пластмассовый солдатик, там – кусок резины. В одном месте лежала помятая пробка от бутылки содовой. В другом – жеваный колпачок от ручки. «Так вот куда подевалась моя расческа!» – однажды воскликнул я.

Марли поедал банные полотенца, губки, носки и салфетки. Особенно его привлекали синие бумажные полотенца, которые после обработки в кишечнике напоминали голубые флажки на вершине оранжевой горки.

Но не все съеденное Марли выходило из кишечника естественным путем, поэтому у него была привычная тошнота, словно у больного булимией. Мы слышали его громкое предупреждение – га-а-ак! – в соседней комнате и мчались туда, но очередной предмет уже оказывался в жиже непереваренного манго и собачьего корма. Прекрасное воспитание Марли не позволяло ему блевать на деревянный пол или хотя бы на кухонный линолеум. Он всегда метил на персидский ковер.

* * *

У нас с Дженни сложилось идиотское предубеждение, что хорошо бы иметь такую собаку, какую можно оставить дома хотя бы на короткое время. Каждый раз, уходя из дома, запирать Марли в гараже становилось утомительно, к тому же, как выразилась Дженни: «Какой смысл заводить собаку, если она не встречает тебя у дверей?» Мы знали, что нельзя оставлять пса в доме, если существовал хоть малейший намек на грозу. Он на деле доказал, что даже после успокоительной таблетки может прорыть тоннель до Китая. Однако при ясной погоде не хотелось держать его в гараже, если мы отлучались всего на несколько минут.

Мы начали оставлять его одного, пока заходили в магазин или к соседям. Иногда он вел себя хорошо, и к нашему возвращению все вещи в доме были в целости. В такие дни мы сразу замечали торчащий из-под жалюзи черный нос Марли, который высматривал нас в окне гостиной. В другие дни он вел себя не так идеально, и, еще не открыв двери, мы уже знали, что нас ждут проблемы, поскольку пес не встречал нас у окна.

Как-то раз, на шестом месяце беременности Дженни, мы уехали с ней на час, а когда вернулись, нашли Марли под кроватью. Он действительно должен был натворить нечто ужасное, если сумел протиснуться туда при его габаритах, например, загрызть до смерти почтальона. От него исходили потоки чувства вины. На первый взгляд в доме вроде все было цело, но мы знали: Марли что-то скрывает от нас, и обходили комнату за комнатой, пытаясь понять, что он натворил. Вдруг я заметил, что на одной из музыкальных колонок нет пластикового корпуса. Мы все обыскали, но так и не нашли его. Марли это могло «сойти с лап», если бы я не обнаружил неопровержимое доказательство его вины во время уборки в саду на следующее утро. Кусочки корпуса колонки выходили из него не один день.