К сожалению, спорить мы не умеем, не приучены к этому. Мы не спорим, а выносим друг другу обвинительный вердикт — окончательный и не подлежащий обжалованию. По привычке, доставшейся нам в наследство от прошлого — от нашей недавней борьбы с нашими «идейными противниками», которые, как известно, всегда были не правы, спор у нас превращается в критический разнос, в безапелляционное осуждение оппонента. Когда читаешь о себе «Межуев не понял», «он не хочет замечать», «он не смог детально разобраться» и пр., как-то пропадает желание спорить. Ну, раз не понял, значит, не дано. Свое несогласие со мной Славин выдает за доказательство ошибочности моих взглядов, что объясняется то ли моим недопониманием Маркса и Ленина, то ли тщеславным желанием подправить Маркса, создать собственную теорию социализма. Справедливости ради отмечу, кое с чем в моей статье Славин соглашается, но согласие это касается самых общих мест и не распространяется на то, ради чего она написана. Славин даже излишне комплиментарен в мой адрес (за что, конечно, я ему благодарен), но от некоторых комплиментов хотелось бы уклониться.
Прежде всего по поводу моей якобы претензии на создание новой теории социализма. У меня была куда более скромная задача — попытаться отделить социалистическую идею, как я ее вычитал у Маркса, от существовавшей у нас экономической и политической реальности, с которой ее обычно отождествляют, или, проще, от «реального социализма», если кому-то так нравится называть это время. В таком отождествлении и состояла главная ложь сталинизма, которую сегодня одни повторяют с целью защиты сталинизма, а другие — с целью дискредитации социализма. Не хотелось бы уподобляться ни тем, ни другим. Возможно, Сталин и верил в построенный им «социализм», но почему мы должны верить Сталину? Почему сталинский миф о «построенном социализме», ставший официальной идеологией, должен приниматься нами на веру? С этим мифом и надо разобраться в первую очередь, если мы, конечно, не хотим под видом социализма вернуться в прошлое.
Возможно, Славин согласится с такой постановкой вопроса. Он не согласен лишь с тем, как я понимаю социализм, называя это понимание «методологически ошибочным». Не стану останавливаться на всех его частных замечаниях (для ответа на них потребовалось бы много времени и места), остановлюсь лишь на главном (точнее, на том, что Славин считает главным для меня) — «преувеличении идеальной стороны в трактовке социализма». Как я понял Славина, он ставит мне в вину: 1) отождествление социализма с культурой, 2) отождествление культуры с духовной сферой. Из этого следует якобы отрицание мной материалистического понимания истории, экономического развития капитализма и классовой борьбы пролетариата. Такой вот критический пассаж, над смыслом которого я долго ломал голову.
Во-первых, если кто-то и отрекается от чего-то в марксизме, то как это может свидетельствовать о его неправоте? Кто сказал, что сегодня надо буквально во всем следовать за Марксом? Все же в другое время живем. Я ссылаюсь на Маркса там, где согласен с ним, и не более того. Во-вторых, никому из нас не принадлежит вся истина о социализме — мне так же, как и Славину. Почему материалист, каким себя считает Славин, ближе к ней, чем идеалист, к каковым он относит меня? Никогда не считал обвинение в идеализме доказательством чьей-либо теоретической неправоты. Идеалисты порой бывают более правы, чем материалисты. А в вопросе о социализме спор о том, кто материалист, а кто идеалист, не является для меня спором по существу.
Славин, видимо, хочет сказать следующее: истину социализма надо искать не в культуре, а в экономике. Для него, очевидно, экономика и культура — «две вещи несовместные». С этим еще можно было бы согласиться, если бы он уточнил, о какой, собственно, экономике вдет речь. Если о капиталистической, то спору нет: несовпадение экономического развития при капитализме с культурным зафиксировано всеми критиками капитализма, в том числе и самим Марксом. Но ведь социализм и был призван устранить это противоречие, утвердить приоритет культуры в общественной жизни, в том числе и экономической. Противостояние экономики и культуры теряет при этом всякий смысл. И что здесь идеалистического, рвущего с материалистическим пониманием истории?