Он оказался в группе мужчин, собравшихся вокруг виконта дю Пон де Белланже. Она состояла из тучного графа де Нарбона, остроумного Монлозьера, герцога де Ла Шартра и нескольких офицеров-эмигрантов, которые жили на выделенное им английским правительством пособие, равное двум шиллингам в день. Белланже развлекал обступившую его компанию скандальным делом Эме де Ла Воврэ, которому в тот день был вынесен приговор. Помпезно-театральные манеры и богатая жестикуляция Белланже отлично соответствовали его громкому звучному голосу и аффектированной дикции. Высокий мужчина с несколько нарочитой грацией движений, с роскошными черными волосами, глазами большими, темными и влажными, губами полными и чувственными, он носил свою слишком красивую голову под некоторым углом к туловищу, что заставляло его смотреть на мир поверх своего точеного носа. Арестованный и приговоренный революционным трибуналом Сен-Марло к смерти, он спасся, совершив сенсационный побег, который прославил его в эмигрантском обществе Лондона и вызвал особый восторг дам, каковым он счел своим долгом воспользоваться в полной мере, ибо жену оставил во Франции.
В тот вечер Белланже более обычного раздулся от важности, памятуя свою роль в деле де Ла Воврэ. Этот злосчастный дворянин, кавалер ордена Людовика Святого
— Мы сочли, — с пафосом произнес Белланже, — и вы, господа, согласитесь, что у нас были на то все основания, ибо положение слуги, коим запятнал себя этот несчастный, в чем, даже не покраснев, сам признался, не оставляло нам иного выбора, как осудить его. Мы вынесли приговор, согласно которому он должен отказаться от своего креста и впредь не носить никаких знаков отличия королевского и военного ордена Людовика Святого, равно как и звание его члена. Наш приговор мы намерены опубликовать в английских газетах, дабы в Англии знали, что приличествует членам столь высокого ордена.
— А что сказал Ла Воврэ в свою защиту? — спросил один их слушателей.
Рукой, за мгновение до этого простертой к публике, Белланже сделал жест оскорбленного достоинства.
— Это жалкое существо даже не пробовало защищаться. Он вяло сослался на то, что ему оставалось либо идти в услужение, либо голодать и просить подаяние.
— И настолько забылся, что предпочел бесчестье, — сказал один из офицеров.
Из могучей груди Белланже вырвался вздох.
— Приговор был суров, но при данных обстоятельствах неизбежен.
— Абсолютно неизбежен, — согласился второй офицер, тогда как третий добавил: — У вас не было другого выбора, нежели осудить его.
Белланже принял одобрение слушателей как должную дань своей рассудительности, но, встретив взгляд серых глаз учителя фехтования, почувствовал себя задетым.
— Возможно, господин де Морле придерживается иного мнения?
— Признаться, да, — безмятежно ответил Морле. — Похоже, ваш подсудимый действовал под влиянием излишне щепетильного отношения к вопросам чести.
— Совершенно верно, сударь! Совершенно верно! Думаю, объяснить это было бы весьма трудно.
— О нет. Нетрудно. Он вполне мог бы занять денег, зная, что не сможет вернуть их, мог бы прибегнуть к нескольким способам надувательства излишне доверчивых людей. Подобные трюки нынче в моде и не составили бы труда для обладателя креста Людовика Святого.
— Вы берете на себя смелость предположить, что кавалер ордена Людовика Святого способен воспользоваться столь бесчестными приемами? — поинтересовался герцог де Ла Шартр.