Марки нашей судьбы

Покоя ему не давала слава врача-гомеопата Альфреда Мошкау, который на Дрезденской выставке 1870 года демонстрировал свою коллекцию в 6000 марок. Фюрер был тщеславен — он не хотел быть в числе первых, он хотел быть первым [8].

Страсть рейхсканцлера к маркам дошла до того, что по Gerichtskostengesetz9 пошлины за издержки народными судебными палатами брались марками.

Несомненно, что преследования, которым подвергались в оккупированных странах евреи, в значительной мере были вызваны тем, что среди этого малого народа было немало заядлых коллекционеров, чьи коллекции вызывали зависть Шикльгрубера. Ему хотелось быть непревзойденным. Адольф мечтал о «Голубом Маврикии».

С целью постоянного пополнения коллекции А.Гитлер даже создал фонд своего имени, пожертвования в который брались исключительно марками. За 1933-34 годы рейхсканцлер пополнил через фонд свою коллекцию только от акционерного общества «Фридрих Крупп» «1.355.207 марками [10]. Естественно, что его коллекция к 1939 году была самой большой в Европе, а может быть, и в мире.

Возможности пополнения коллекции в Европе исчерпывались. В этих условиях А.Гитлер не мог не обратить внимания на почти неизвестный ему почтовый рынок России. Абвер и разведка СД в то время работали неплохо, и объем марочного пространства России приятно поразил фюрера. Желание пополнить свою коллекцию за счет России не оставляло А.Гитлера никогда. В 1939 году при подписании Пакта о ненападении он откровенно призывал Сталина присоединиться к Тройственному филателистическому союзу, в 1940 году выступал против присоединения к СССР Прибалтики, выпускавшей в то время неплохие коллекционные серии [11]. Наконец, в апреле 1941 года он прямо поставил перед советским правительством вопрос о переуступке ему Старгородской коллекции. Разумеется, И.В.Сталин не мог признаться, что марки зажулил какой-то проходимец из Наркомата государственной безопасности. Молотов на очередной встрече с немцами высокомерно заявил, что старгородские марки являются национальным достоянием и какой-либо переуступке, пусть даже руководителю дружественной страны, не подлежат [12].

Это означало безусловный разрыв и неизбежную кровопролитную войну, в которой ценой больших человеческих жертв победу одержали русские [13]. А.Гитлер покончил с собой в спальне бункера под рейхсканцелярией. Известно, что в последнюю ночь он рассматривал марки [14]. В устном завещании он приказал сжечь свое тело вместе с собранной им коллекцией марок. Выполнить завещание в полном объеме не удалось — слитого из сбитого «Юнкерса» бензина хватило лишь на марки, полуобгоревший труп А.Гитлера был обнаружен СМЕРШем и доставлен в Москву авиаспецрейсом, которым руководил Главный Маршал авиации СССР А.Е.Голованов.

Альбомы со Старгородской коллекцией всплыли лишь в тысяча девятьсот пятьдесят первом году после ареста тогдашнего министра внутренних дел СССР Абакумова B.C. (1908–1954, в партии с 1930 года), в сейфе которого они были обнаружены. Выяснилось, что в тысяча девятьсот сорок шестом году эти альбомы были ему подарены следователем Славолуцким К.Р. Допросить самого Славолуцкого об обстоятельствах, при которых к нему попали марки, не представилось возможным, так как следователь был репрессирован [15].

Сталин, которому представили альбомы, с любопытством просмотрел марки, взвесил альбомы на руке и проворчал, не выпуская изо рта трубки: «И эти бумажки развязали войну? Ох уж эти коллекционеры! «- и, повернувшись к преданно поблескивающему пенсне Л.П.Берии, приказал отправить марки в ГОХРАН.

«Да ты что, Коба? — удивился Л. П. Берия. — Это же не алмазы, не яйца Фаберже. В конце концов это же даже не наши яйца!» — попытался натужно пошутить он. Сталин вытащил трубку изо рта, желто и остро посмотрел на соратника своими тигриными глазами. «Говорили мне, Лаврентий, что ты дурак, а я не верил, — с глухим грузинским акцентом сказал он. — Ты о «Голубом Маврикии» слышал?» Берия о «Голубом Маврикии» не слышал и ответил вождю в том духе, что все евреи порочны и склонны к голубизне. Вождь сокрушенно поцокал языком. «Нет, Лаврентий, ты все-таки дурак. Придет время и эти марки больших денег стоить будут. Или ты товарищу Сталину не веришь? Может, ты, Лаврентий, с товарищем Сталиным поспорить хочешь?»

Спорить Л.П.Берия не хотел. Он хорошо знал, чем такие споры кончаются. Троцкий разошелся с вождем во взглядах на пути революционного процесса, Тухачевский поспорил по вопросам военной реформы, с Томским у вождя были серьезные разногласия по профсоюзам, Шляпников вообще ушел в рабочую оппозицию к вождю, а Каменеву и Зиновьеву товарищ Сталин так и не смог простить разногласий в период октябрьского переворота. И где они были, эти спорщики? Л.П.Берия нервно протер пенсне и примирительно сказал: «Ты всегда прав, Коба. Кто я такой, чтобы спорить с тобой? Ты из Гори, а я просто бедный и глупый менгрел». Вождь засмеялся: «Этим маркам цены не будет, Лаврентий. Отправь марки в ГОХРАН» [16].