Нет, с этим Вовка мириться не мог… Вечером прямо перед окнами дома, где жил Петя, на дереве болталась старая метла. А рядом висела бумажонка с неуклюжими карандашными каракулями:
— Петруха-свиндирюха повешен за ухо.
На этот раз даже мама возмутилась:
— Ну уж это слишком!.. — и тут же велела Пете снять метлу и кинуть ее на помойку.
А Петя был счастлив. Нет, ни на какую помойку он метлу не понесет. Он сделает по-другому.
Улучив подходящий момент, он заманил к себе в сад Вовкиного щенка Тяпку. Налил ему полную тарелку супу, и, пока этот толстый обжора с жадностью лакал суп, Петя ухитрился привязать к его коротенькому хвосту ту самую метлу, которая висела на дереве перед их окнами.
Потом он перебросил щенка с метлой на Вовкин двор.
К метле была прицеплена записка:
Казалось, конца не будет этой вражде. Казалось, никогда они не протянут друг другу руку мира, не сядут рядышком потолковать о своих делах, как это было прежде.
Казалось, никогда не наступит такой день. Никогда…
Они первоклассники
— Петя, — сказала мама. — А ведь сегодня уже пятнадцатое августа…
Лицо у нее стало озабоченным.
Петя ничего не ответил: пятнадцатое так пятнадцатое! Не все равно?
— Да, — продолжала мама, — скоро первое сентября, и у тебя начнутся занятия в школе.
На этот раз Петя насторожился: почему это у мамы словно бы расстроенный голос?
Он спросил:
— Разве тебе не хочется, чтобы начались занятия в школе?
— Как не хочется! Конечно, хочется. Но вот ведь… Прямо понять не могу, как это случилось? Бумаги твои еще не поданы…
Петя побледнел.
— Мама! — Голос у него дрогнул. — Мама, что ты наделала? Теперь все пропало…
— Ничего не пропало. Завтра сходим привьем оспу, а послезавтра я пойду в школу. Без справки об оспе в школу все равно не принимают.
Но Петя и слушать не хотел ни о каком «завтра». Какие могут быть «завтра», если существует «сегодня».
Нет, он был не таким человеком, чтобы откладывать что-либо на следующий день.
— Сегодня пойдем и привьем оспу! — твердо сказал он. — Прямо сейчас же.
Нет. Сегодня мама не могла.
— Как ты не понимаешь, — сказала она, начиная сердиться, — у меня есть дела. Сказала — завтра, завтра и пойдем.
Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять — больше откладывать невозможно.
— Тогда иди сам! — сердито проговорила мама. — Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.
И Петя ушел очень рассерженный.
Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдет без нее в поликлинику, да еще прививать оспу.
А Петя уже шагал по главной улице заводского поселка, направляясь в ту сторону, где среди пестрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.
Возле проходной — дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, — Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.
Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было еще утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно: какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины — уж на что выносливые цветы! — и те опустили листья. Все лето было такое, и август не уступал июлю.
Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил еще час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы «Беломор».
Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати — и все мгновенно переменится.
Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть все с самого начала; как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой — часовой; как гудок тут же зальется громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться все больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу…
А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!
«Папа! — кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями. — Папа, я здесь!»
«Петя?» — всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.
Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.
От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и еще каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку, и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить…
«Сегодня вы тоже испытывали новый станок?» — спрашивает он у папы.
«А как же! — отвечает папа. — Токарно-винторезный…»
«Хорошо работает?» — снова спрашивает Петя.