Марк Твен и Америка

Из персонажей второго плана наиболее важная роль отведена Майлсу Гендону. Этот молодой дворянин, лишенный из-за происков корыстной родни своего места в жизни, скитаясь, встречает принца и становится его покровителем. Из любви и жалости к мальчику он согласен признать его королем Англии (хотя считает его притязания проявлением безумия); лишь испрашивает себе привилегию сидеть в присутствии короля, которую Эдуард и дарует ему «за услуги» — Майлс Гендон отважно спас принца от избиения и гибели.

В заключение повести, потеряв Эдуарда, к которому он успел горячо привязаться, обескураженный Гендон приходит в столицу уже после торжества коронации и, попав во дворец, не веря глазам, видит на троне своего маленького питомца, «владыку царства снов и теней». Желая проверить, не сошел ли он сам с ума, Гендон под негодующий ропот придворной толпы садится на стул посреди дворцового зала — и юный король подтверждает его привилегию.

Советский писатель Ю.К.Олеша, восхищаясь «несравненным мастерством» Марка Твена в «Принце и нищем», пишет, что этот сюжетный ход является «одним из лучших сюжетных изобретений в мировой литературе», «стоит в их первом десятке»[5].

Известно, что в детском домашнем спектакле, поставленном вскоре после выхода «Принца и нищего» дочерьми Марка Твена и их сверстниками, сам Твен сыграл прямодушного и самоотверженного Майлса Гендона. 12-летняя дочь Твена Сюзи в своих детски-трогательных записях об отце отмечает: «Папа сыграл Майлса Гендона с потрясающим успехом. Все были в восторге, и папа тоже».

9

Вышедшая в 1889 году историко-фантастическая повесть Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» знаменательна для его идейно-политических интересов и поисков этого времени.

Рождение замысла повести относится еще к осени 1884 года, когда Твен записал в своем дневнике: «Когда мы с Кейблом (Джордж Кейбл, известный американский писатель и друг Твена. — А.С.) разъезжали с публичными чтениями, он где-то достал „Смерть Артура“ и дал мне почитать, и я принялся мысленно строить план книги».

Читая «Смерть Артура», свод средневековых легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола в переложении английского писателя XV столетия Томаса Мэлори, Твен решил, отталкиваясь от сюжета легенд и пародируя их, атаковать европейскую феодальную традицию и ее пережитки — абсолютную монархию, власть церкви, сословное деление общества, жестокую эксплуатацию трудового народа, суеверие и грубость нравов. Попутно он думал нанести также удар по идеализации и эстетизации средневековья (и в частности артуровского рыцарского романа) в творчестве Теннисона, прерафаэлитов и других английских неоромантиков 1880-х годов.

Характер сатирического замысла Твена во многом определяется внесенным им в повесть фантастическим элементом. Твен отправляет американского рабочего-механика, своего современника, в Англию VI века ко двору короля Артура и «сталкивает лбами» феодализм и новейшую буржуазную демократию американского образца. Сперва твеновский янки — Хэнк Морган — принимает решение реформировать королевство Артура в духе новейших научно-технических знаний и государственных институтов буржуазной демократии. Когда ему это не удается, он пытается произвести революционный антифеодальный и антимонархический переворот, но терпит тяжелую неудачу.

Фабула повести — встреча американца XIX столетия с феодальной цивилизацией — служит для Твена неиссякаемым источником остропародийных комических ситуаций.

Только еще обдумывая «Янки из Коннектикута», Твен записал: «Вообразил себя странствующим рыцарем средних веков. Привычки и потребности нашего времени, вытекающие отсюда неудобства и трудности. В латах нет карманов. Не могу почесаться. Насморк, не могу высморкаться, не могу достать носовой платок, не могу вытереть нос железным рукавом. Латы накаляются на солнце, пропускают сырость, когда идет дождь, в мороз превращают меня в ледышку».

В этом наброске обнажен основной пародийный прием Твена, реализованный далее в повести.

Через посредство героя-рассказчика, разбитного и острого на язык Хэнка Моргана, Твен переводит рыцарский роман Мэлори на язык американской повседневности XIX столетия. «Наши ребята постоянно отправлялись граалить», — небрежно сообщает янки о странствиях рыцарей Круглого Стола в поисках священной чаши Грааля, давая понять, что считает всю эту затею отчасти блажью, отчасти сознательным шарлатанством привилегированных классов. Подобному же юмористическому и сатирическому осмеянию подвергается и культ дамы и рыцарские турниры.