Марк Твен

Морис Мендельсон Марк Твен

Произошло это в конце 1963 года.

В весьма скромном американском журнале появилась небольшая статья о Сэмюеле Клеменсе, больше известном как Марк Твен. Она привлекла внимание не очень-то многих соотечественников писателя.

Между тем одно известие, содержавшееся в этой статье, можно назвать событием в культурной жизни США.

Журнал называется «Хадсон ревью». И в статье, опубликованной в нем, было сказано мимоходом, что Клара Клеменс-Самосуд, дочь Марка Твена, решила снять запрет с неизданных произведений своего отца.

Этот запрет находился в силе много десятилетий. Твен умер в 1910 году, и с тех пор его рукописями распоряжалась Клара Клеменс. На протяжении половины века она с явной неохотой расширяла круг доступных народу творений ее отца.

Сообщение о снятии запрета вселяет надежду, что близки сроки, когда наконец-то творчество классика американской литературы станет достоянием читателей во всей полноте. До самых глубин раскроется сокровищница твеновской мысли, твеновского искусства.

Обещание, таящееся в статье, напечатанной в «Хадсон ревью», пока еще не осуществилось. Нет никаких сведений о подготовке полного собрания сочинений Марка Твена. И сегодня иные его произведения известны нам лишь по названиям или в извлечениях. Стальные двери, за которыми хранятся неопубликованные труды писателя, еще не распахнуты настежь.

А все же за последние несколько лет объем напечатанной «твенианы» существенно увеличился. На рубеже 50-х и 60-х годов нашего столетия то там, то здесь появлялись публикации вовсе неизвестных раньше или позабытых рассказов, памфлетов, статей Твена. Недавно были впервые обнародованы такие ценнейшие произведения, как «Рыцари труда» — новая династия» и «Письма с Земли». Стали известны новые разделы «Автобиографии» Твена, а также фрагменты из его памфлета «Грандиозная международная процессия» и из книги «Взгляд на историю, или Общий очерк истории». Воспроизведены памфлет «Открытое письмо коммодору Вандербильту» и кое-какие другие сочинения, затерявшиеся в комплектах журналов чуть ли не столетней давности.

Все это позволяет расширить и углубить наши представления о творчестве Твена, о мощи его гневных обличений империализма, религии, буржуазной морали. Раскрываются и новые страницы биографии великого юмориста и сатирика.

Уже давно известно, что в конце жизни Твен был вынужден многое писать как бы только для самого себя, что иные свои книги он создавал без всякой надежды познакомить с ними читателей, что он исписывал сотни и сотни страниц для того только, чтоб затем положить свои рукописи в сейф, специально предназначенный для «запретных» сочинений.

Теперь выясняется, что даже в молодые годы Твен в большей мере, чем мы это знали раньше, был вынужден скрывать от читателей свои мысли и чувства. Не раз бывало и так, что, отведя душу в газете или в каком-нибудь журнале, сатирик был вынужден при подготовке к печати очередных томов своих произведений «забывать» о написанном. Уже в нашем веке Твен занес на бумагу горькие слова: «…Я… смогу писать свободно, откровенно и без внутренних преград… если буду уверен, что никто чужой не увидит того, что я написал, до той поры, пока я не лягу в могилу, бесчувственный и равнодушный». Писатель имел немало поводов сказать все это и задолго до прихода XX столетия.

Новейшие публикации неизвестных ранее произведений замечательного американского реалиста позволяют еще яснее представить себе его трагедию. Он считал своим гражданским долгом говорить миллионам людей правду о жизни, но очень часто был лишен возможности это делать. Некоторые из заветнейших своих мыслей о боге, о собственнической Америке, о будущем рабочего класса Твен вынужден был поверять только горстке избранных друзей да бумаге, заведомо обреченной на молчание.

Факты, ставшие известными в самое последнее время, проливают новый свет и на жизнь Марка Твена в кругу семьи. Да, мы знали, что религиозная жена мешала автору «Путешествия капитана Стормфилда в рай» открыто выражать свое презрение к религии. Для нас не было секретом, что обстановка, царившая в семье Сэмюела Клеменса, нередко заставляла его смягчать суждения о боге при подготовке своих книг к печати, надолго откладывать публикацию антирелигиозных сочинений, а иные и вовсе не издавать.

Но сегодня мы можем, пожалуй, несколько лучше понять, чем в прошлом, как глубоки были расхождения во взглядах на религию (и не только на религию) между Твеном и самыми близкими ему людьми.