Марк превратил сборную команду рапиристов страны в кулак, надежно защититься от которого не могла ни одна команда в мире. С середины до конца двадцатого столетия – период побед Мидлера и команды, капитаном которой он был, и затем время побед учеников Марка и учеников его учеников, так сказать, внучатых подопечных Мидлера – это для нашей страны золотой век фехтования в мужской рапире.
Знаешь, в чем особенная особенность твоего брата? Он читал бой, как книгу. Марк по жизни фехтовальщик. Тактическое обманывание, игра и противоборство в основе его личности. В бою ему был нужен не обман как результат боя, а обманывание в процессе поединка как необходимое средство достижения победы… Чувствуешь разницу? «Мессир, я вас убью без всякого обмана», – кто это сказал? Не знаешь? И я не помню! Но Марк помнил все достижения европейского фехтования. Он даже знал удар, которым д’Артаньян убивал людей. Показать? (
ДМИТРИЙ СТЕПАНОВИЧ ШЕВЧЕНКО
– Марк Петрович обижал людей безосновательно?
– Нет, основательно. Не в бровь, а в глаз. Удар бывал жестким – не в меру, но Марк Петрович не умел сглаживать острые углы.
– Не умел или не хотел?
– Думаю, что и то, и другое. И не умел, и не хотел.
– Не улавливаю смысла. Зачем Марку Петровичу восстанавливать учеников против себя?
– Полагаю, что такое общение сформировалось у него под определенную внутреннюю задачу, чтобы жизнь никому не казалась гладкой, как кожаный диван. Именно в этом плане он искал как бы мотивацию дополнительную. Потому что быстро человека засасывает, когда все по шерсти. Его любимые слова – «против шерсти». Он как бы вызывал в собеседнике противника. Искал и находил противника. И говорил, и действовал, словно бы имея перед собой соперника. Даже когда все складывалось хорошо, он умудрялся вставить что-то такое колкое, чтобы ты чувствовал, что в диване есть гвоздь. Колкость, острословие, надменность по отношению к окружающим. Ему по душе было быть лидером всегда. Он, по сути, и был лидером. Но ему хотелось все время быть на острие… Однако воспринимал любые шутки и подколы в свой адрес как должное. Не обижался никогда. Или обида была незаметна. Абсолютно незаметна… Но чтоб человека зря обидеть, такого при мне не было.
(Ничего не понимаю. В итоге мой брат оскорблял, унижал или справедливо наказывал и оправданно иронизировал? –
ВАЛЕРИЙ ЛЬВОВИЧ ШТЕЙНБАХ
В. ШТЕЙНБАХ: У меня создалось ощущение, что Марк ставил прозрачную непроницаемую стену даже перед хорошо знакомыми с ним людьми. Несмотря на близкое знакомство на протяжении множества лет, мы с ним были на «ты», но не больше. Я предлагал ему написать о нем книгу. «Да? – сказал он равнодушно. И на этом беседа кончилась. Потом добавил: – Сейчас не надо. Не время…» Не знаю, может, ему не нравилось, как я пишу. Или было много желающих о нем написать.
АВТОР: Нет, он отказывал всем… Какие это были годы?
В. ШТЕЙНБАХ: Восьмидесятые. Может, сам хотел написать… Трудно понять.