Марк Красс

У палатки военачальника собрались толпы легионеров. Они еще верили, что проконсул может их спасти. Они хотели видеть его, слышать его голос. Легат Октавий и квестор Кассий пытались поднять Красса, расшевелить его, вернуть к жизни. Они сняли плащ с головы, начали говорить с ним, но все тщетно. Открытые глаза проконсула неотрывно смотрели вдаль, плотно сжатые губы даже не дрогнули.

Так ничего и не добившись, Октавий и Кассий покинули Красса.

Вслед за ними в палатку попытался войти древний старик легионер, но стража его задержала.

— Пропустите воина, — распорядился Октавий. — Что бы он ни сделал, проконсулу не станет хуже, чем сейчас.

— Узнаешь ли меня, Марк Лициний? — услышал над собой Красс шепелявый голос.

Ему показалось, что сама смерть пришла за ним, но страха не было, скорее наоборот, появилась надежда, что наконец закончатся все его мучения. Сенатор отрешенно посмотрел на склонившееся над ним морщинистое лицо и разочарованно произнес:

— Старый воин из Капуи. Я узнаю тебя, Рутилл. Но что ты хочешь от меня в минуту величайшего горя?

— Я рад, что память осталась с тобой, — облегченно вздохнул Рутилл. — В лагере говорят всякое…

— Это единственное, что у меня осталось.

— Я сочувствую твоему горю и понимаю его. В свое время я тоже потерял сына — молодого, красивого и сильного. Как и твой Публий, мой Мамерк пал в битве. В отличие от тебя я не стал лежать в палатке наедине со своим горем. Я оставил еще теплое тело сына, поднял тяжелый меч и сполна отомстил врагам за его гибель.

— Я уже стар махать мечом, Рутилл.

— Этого делать тебе и не надо. Ты должен вести войско. Выйди наконец из палатки. Десятки тысяч людей ждут твоего слова. Покажи, как римлянин должен держаться в минуты величайшего горя. От тебя зависит судьба многих тысяч легионеров, а ведь у них тоже есть отцы, матери, дети, жены — все они ждут своих мужчин. Подумай, что будет с Римом, если погибнет самое большое его войско. Из-за твоего горя наше отечество может остаться без защиты.

— Я попробую сделать все, что в моих силах. Спасибо, Рутилл, что пробудил меня.

Кассий и Октавий по собственному почину созвали совет. Они уже отчаялись увидеть Красса в добром здравии и ясном уме, а потому взяли на себя заботу о войске. Были приглашены легаты и центурионы. Судя по количеству приглашенных, совет должен был протекать бурно и окончиться нескоро.

Марк Красс вошел в огромную палатку, и державший речь Гай Кассий запнулся на полуслове.

— Продолжай, Кассий, — спокойно разрешил Красс, — только коротко и самое главное.

— Я предлагаю немедленно идти к Каррам. На открытом пространстве мы не сможем противостоять парфянам. Если дойдем до города, то по крайней мере получим отдых и защиту от парфянских стрел.

— Я согласен с тобой, Гай Кассий. Не будем терять время на разговоры — выступаем немедленно. Если у кого-то есть другие мнения — выскажете их, но не сейчас, а в Карах, — тоном, не терпящим возражений, окончил совет Красс.

Легионеры, несмотря на то, что смертельно устали за день, с воодушевлением приняли приказ выступать. Никто не хотел далее оставаться на месте, ибо все понимали, что здесь их ждет только смерть. Жажда жизни придала римлянам сил. Огромными толпами они повалили в направлении Карр, обгоняя в пути и легатов, и знаменосцев. Не было даже и речи о том, чтобы попытаться построить их в кромешной тьме.

Красс лишь собрал триста всадников и под командованием Эгнатия отправил вперед.

Позади войска, в оставленном лагере, начало твориться что-то невообразимое. Слышались шум, душераздирающие вопли и крики. Легионеры решили, что на них напали парфяне, и свернули с дороги: кто влево, кто вправо.

Причиной переполоха явились тяжелораненые, неспособные двигаться легионеры. Это они подняли шум, когда стало ясно, что их оставили. Собственно, о раненых кто забыл, а кто и не захотел вспомнить, потому что повозок на всех явно не хватало, а если немощных нести на руках, они бы сдерживали отступление войска и в конечном итоге могли бы погубить всех.

Ситуацию понимал каждый и, уходя, старался не оборачиваться назад. Римляне забыли, что венок за спасение товарища считался одной из самых высоких наград. Они забыли, что позором было оставить непогребенными павших на поле битвы собратьев. Никогда римляне не покидали места сражения, не отдав последних почестей мертвым и не позаботившись о раненых. Увы! Никто уже не думал ни о традициях, ни о венке спасителя. Впрочем…

Всю ночь между умирающими ходил старый легионер. Одних он утешал словом, другим подавал воду и делился сухарями, третьим давал несбыточные обещания, что Красс разобьет парфян и вернется обратно. А утром он вошел в оставленную палатку и вонзил меч себе в грудь. Этим легионером был Рутилл.

Красс с помощью легатов и военных трибунов с трудом собрал разбежавшееся войско. Оно стало еще меньше. Легат Варгунтей с четырьмя когортами заблудился и не вышел на дорогу. Многие легионеры сознательно бежали, куда глаза глядят, и вовсе не собирались возвращаться в свои легионы. Они надеялись в одиночку и по несколько человек дойти до римских провинций.