Читаем Марк Красс полностью

– Трибун, я не нуждаюсь в твоей защите, – подал голос Рутилл. – Претор прав, я виновен и готов нести заслуженное наказание. Об одном лишь прошу: пусть позор и смерть отмеченных жребием не будет напрасной. Я готов положить свою голову под топор немедленно, если это поможет, наконец, восстановить железную дисциплину в легионах и уничтожить Спартака.

– Благодарю, центурион, ты понял то, чего не смог понять трибун. Пусть жребий по воле богов решит, кому суждено лечь под топор ликтора. Буду рад, если тебя, Марк Рутилл, минет ужасная участь.

Страшное наказание – смертная казнь каждого десятого из провинившихся – давно не применялось в Риме, и легионеры отказывались верить, что такое возможно. Однако, повинуясь претору, беглецов разделили на десятки и бросили среди них жребий. Согласно древним правилам, пятьдесят самых невезучих ликторы сначала принялись избивать розгами. Мало кто верил, включая и подвергшихся наказанию розгами, что децимация закончится для них смертью. Всем казалось, что в последний миг Красс поднимет руку и прекратит эту страшную процедуру.

Но вот принесли огромную дубовую колоду; возле нее встали два ликтора с топорами. Словно в кошмарном сне, смотрели римляне, как их товарищи клали головы на колоду и через мгновение лишались их. Пятьдесят человек, со всех ног бежавших от рабов, стремясь спасти свою жизнь, позорно лишились ее от рук своих товарищей.

Рутиллу повезло, боги уберегли его от смертельного жребия. Но в глазах старого воина было не меньше печали и горечи чем на лицах обреченных. Центуриона и остальных, оставшихся в живых легионеров третьей когорты, перевели до окончания войны в обоз. Трусы не имели права защищать свою родину с мечом в руке.

Справедливо ли поступил Красс? Действия его оценивались неоднозначно; большинство порицало жестокое убийство сограждан, но отныне легионеры боялись своего военачальника больше, чем войска гладиаторов.

<p>Спартак в Бруттии</p>

Воспользовавшись тем, что Красс был занят восстановлением дисциплины в легионах, Спартак устремился на юг. Не встречая сопротивления, фракиец прошел разоренную бандами Крикса Апулию, затем Луканию и, наконец, остановился в Бруттии.

Красс, потерявший время из-за оплошности Муммия, теперь спешно гнал свои легионы по следам рабов. В Бруттий он вторгся лишь днем позже Спартака.

Таким образом, римляне и гладиаторы оказались на узком Регийском полуострове – на самом носке италийского "сапога". Казалось, столкновения не избежать. На столь малом пространстве просто невозможно разойтись двум враждебным армиям, но Красс не собирался испытывать судьбу в одном решающем сражении. Сама природа подсказала ему другой путь к победе, более долгий, но и более надежный.

Претор приказал в самом узком месте Бруттия выкопать огромный ров и насыпать вал. Легионеры Красса, ставшие теперь на редкость послушными, отложили мечи и с отменным рвением взялись за лопаты и кирки.

В один из дней Красс в сопровождении Публия Пета и военных трибунов наблюдал, как копошатся во рву его люди.

– Кажется, строительство вала на этом участке подходит к концу, – удовлетворенно отметил Пет. – Теперь уж рабам не выбраться из ловушки.

– Я не стал бы радоваться раньше времени, – промолвил Красс.

– Ты думаешь, рабы могут одолеть заграждения, сломить сопротивление легионеров и вновь вырваться в Луканию?

– Весьма сомнительно.

– Что же тогда тебя тревожит?

– Море, Публий, море. При определенных обстоятельствах оно может стать такой же хорошей дорогой, как Аппиева. Но если Аппиева дорога приведет только в Капую, то по морю можно уплыть в любое место земли. Или ты забыл, Публий, как мы ускользнули из Испании?

– В Малаке мы захватили превосходные корабли. У рабов их нет. Надеюсь, что нет, – поправился Пет.

– Вот именно, мы не знаем, чем располагает Спартак.

А ведь он не настолько глуп, чтобы так просто дать поймать себя в ловушку. На что-то же он надеялся, когда вел гладиаторов в крайне неудобный для маневров Бруттий.

– Если у него и есть несколько лодок или кораблей – их недостаточно для огромной армии рабов, – упорно не желал верить в худшее Публий Пет.

– До Сицилии рукой подать. Если хотя бы части рабов удастся преодолеть Мессинский пролив, Риму будет очень трудно подавить мятеж. Возможно, на это уйдут многие годы.

В это время легионеры подвели к Крассу десятка два пленных. Претор сразу заметил, что эти люди не походят на рабов. Более того, мелькнула мысль, что он уже где-то видел людей, одетых в точно такие же пестрые наряды народов, населяющих берега Внутреннего моря. Красс не стал тратить время на воспоминания, а просто спросил легионеров:

– Кто такие?

– Пленные пираты, – доложил центурион. – Ночью на триере привезли рабам оружие и хлеб, получили хорошие денежки, но воспользоваться ими не успели. В темноте сели на мель и захвачены нами вместе со всем добром. Прикажешь повесить их, претор? Или распять на крестах?

– Погоди, это успеется, – Красс обратился к пиратам: – Кто среди вас старший?

Вперед вышел могучий корсар и с ненавистью взглянул на претора.

– Твое имя?

– Аристоник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза