Марк Красс

Красс был очень недоволен равнодушием, проявленным кампанцами к его великому походу. А накануне выступления войска из Капуи к консулу пришел его легат Гай Кассий. Он отвечал за прием на службу добровольцев.

– Марк, – обратился легат к хмурому, как небо в грозовых тучах, Крассу, – уже второй день в легион просится древний старик.

– А слепая и хромая женщина не просилась в мое войско?

– Старик говорит, что воевал с тобой в Греции и хочет участвовать в походе на парфян, – невозмутимо продолжал Гай Кассий. – Мне жаль обижать ветерана; не мог бы ты сам объяснить, что он уже достаточно послужил Риму?

– Ладно, зови, – устало махнул рукой Красс.

Вошедшему действительно было немало лет – об этом свидетельствовали глубокие морщины, избороздившие лицо, шею и руки. Однако держался ветеран прямо и вошел довольно бодрым шагом.

Консул некоторое время всматривался в старика, пытаясь отыскать эти черты лица в памяти.

– Едва ли ты сможешь узнать меня, Марк Красс. Честно признаться, и ты здорово изменился – видно жизнь в Риме никому не идет на пользу.

– Почему же, – возразил Красс, – настоящий герой всегда остается самим собой. Даже время не властно над мужеством. Ты Рутилл – центурион Суллы из четвертого легиона.

– У тебя великолепная память, консул. А ведь меня не узнал даже старый боевой товарищ, который вместе со мной брал Афины. Теперь я вижу – войско имеет надежную голову.

– Сколько же тебе лет, Рутилл?

– Семьдесят семь, но рука еще тверда. Я могу сразиться на мечах не только с тобой, но, если пожелаешь, и с твоим легатом, – Рутил кивнул в сторону Кассия.

– И все же годы…

– Годы изрядно потрудились и над тобой, Марк Красс, но ведь ты не желаешь мирно доживать свой век на одной из роскошных вилл, – заметил Рутилл. – У меня также есть хороший дом, земля, виноградник, рабы – Луций Сулла хорошо заботился о своих легионерах. Я имею все необходимое, чтобы в достатке и без забот встретить смерть. Но, увы! Чем дольше я живу такой жизнью, тем тревожнее и неспокойнее на душе.

– В чем же причина тревоги? – удивился Красс.

– Ни один из Рутиллов не окончил свои дни в постели, все полегли на полях сражений. Негоже мне нарушать славную традицию предков. Их души зовут меня разделить их судьбу. Я лишился сна, утратил всякий интерес к жизни. Если ты, Марк, откажешь мне в праве умереть за отечество, я пойду в обозе за твоим войском.

Слова старика растрогали консула едва не до слез.

– Твое место не в обозе или возле походной кухни, доблестный ветеран. Ты будешь получать положенное за твои заслуги двойное жалование. Я дам тебе сотню новобранцев, и постарайся сделать из них легионеров, хотя бы немного похожих на тебя.

Брундизий

В начале 54 года Марк Красс прибыл в город Брундизий, конечный пункт Аппиевой дороги. Когда-то небольшой порт в Калабрии, к этому времени он стал важнейшей гаванью римлян в сношениях с Востоком.

Почти за полтора столетия до Красса, в 200 году, в Брундизий прибыл честолюбивый консул Публий Сульпиций Гальба. Впрочем, не более честолюбивый, чем все римские военачальники, жаждавшие триумфа, славы, подвигов, бросавшиеся ради этого в огонь и в воду, не щадившие жизни ни своих легионеров, ни тем более врагов.

За плечами Публия Сульпиция стояли победители Ганнибала, ветераны самой трудной из войн – второй Пунической. Участники битвы при Заме подбадривали молодых новобранцев, лишь немногие из которых дослужатся до триариев. Кровь их обильно польет и греческую землю, и гористую Малую Азию, и леса Испании, и африканские пески. Но пока молодежь гордо шагает на корабли. Им выпала честь сражаться за Великий Рим…

Обратно в Брундизий плыли корабли, нагруженные добычей: золотом, серебром, скульптурами, картинами.

Рим покорял Грецию мечом, Греция же своего поработителя сражала роскошью и изнеженностью. Чем дальше двигались римляне на Восток, тем больше предавались забвению суровые дедовские обычаи, благодаря которым Рим стал повелителем мира. С нескрываемой завистью смотрели римляне на наложниц, всех в золоте и драгоценных камнях, на дворцы, более роскошные, чем жилища богов. Все это римляне покоряли, и им хотелось попользоваться хотя бы частью завоеванного.

Брундизий первым из римских городов почувствовал на себе растлевающее влияние Востока. Тогда, в далеком 200 году, все население Брундизия высыпало на улицы провожать в поход доблестное римское войско. Народ с гордостью и ликованием смотрел на ровные колонны римлян, сверкающих начищенным оружием и доспехами, на слонов, отнятых у Карфагена по праву победителя и теперь отправлявшихся топтать врагов Вечного города.