Марк и Эзра 2.0

Эзра присел и посмотрел ближе. То, что он принял за грязь, было муравьями. Они облепили птицу и деловито сновали туда-сюда. Только глаза еще не покрывала коричневая масса. Исключительно потому, что воробей медленно моргал. Это всё, на что хватало его сил.

Эзра представил себя на его месте, и его передернуло. Он потянулся, чтобы подобрать птицу, но Валентайн его остановил, перехватив руку.

– Что ты хочешь сделать?

– Спасти его, конечно!

– Зачем? – повернулся к нему Валентайн.

– Я не могу смотреть на это, – ответил Эзра. – Это жутко.

– Я спросил не почему, а зачем.

– Ну, чтобы он не страдал.

– Он или ты?

– И он, и я! – разозлился Эзра и стряхнул руку Валентайна. – Что на тебя нашло?

– Ничего. Я бы сделал то же самое.

– Так к чему эти вопросы? – бережно снимая муравьев с птицы, пробурчал Эзра.

– Я просто удивился, – сказал Валентайн. – Ты ведь ученик Кауфмана, а он сторонник невмешательства.

– Он сторонник разумного поведения, в первую очередь. Ты, кстати, тоже его ученик, но явно не унаследовал такой же образ мысли.

– Но я, в отличие от тебя, познакомился с Кауфманом в сознательном возрасте.

– И что?

– Он не повлиял на меня так сильно, как на тебя. Грубо говоря, дети похожи на отцов больше, чем друзья друг на друга.

– Я не его сын, – стряхнув последнего муравья, холодно заметил Эзра.

– Не так важно, кто спал с твоей мамой, хотя это тоже имеет значение. Куда важнее, с кем ты вырос. Кстати, как вы познакомились? – Валентайн достал из-за пазухи какой-то мешочек и стал в нем копаться одной рукой.

– Я не помню. Точнее, не помню первую встречу. Мне потом рассказывала об этом мисс Хильдшер. В приюте были паршивые времена. Половина детей болела ветрянкой, а денег на лечение не было. Как выяснилось позже, финансовые проблемы возникли из-за того, что мисс Хильдшер неправильно вела какие-то бумаги. В общем, неважно. Помощь нужна была срочно. Тогда и появился Кауфман. Это был единственный раз, когда он вообще посетил приют. Насколько я знаю, Марк прошелся по приюту, посмотрел на положение дел и сказал, что завтра он переведет деньги. Но у него нет нужной суммы. Это означало, что не все получат помощь незамедлительно. Конечно, через какое-то время все устаканилось бы, мисс Хильдшер переделала бы документы и все оформила, но прямо сейчас нужно было выбирать. Она не могла. Марк разозлился и сказал, что сделает все сам. Он пошел вдоль коек и указывал пальцем на тех, кто получит лекарства в первую очередь. Не удивлюсь, если он просто выбирал через одного, случайно тыкая пальцем. В какой-то момент он указал на меня, а я вдруг пришел в себя и что-то ему сказал. Не знаю, что именно, мисс Хильдшер не рассказывала. Но после нашего с ним короткого разговора Марк попросил ее прислать меня в лавку, как только болезнь отступит. Вот и все, что я знаю.

– Занятная история. – Валентайн сосредоточенно капал воробью в клюв зеленую жидкость из флакончика. – А что было, когда ты пришел в лавку?

– Он предложил мне работу, – ответил Эзра. – Я, конечно, согласился. И не из-за денег, а из-за возможности меньше времени проводить в приюте. Не пойми неправильно, с нами хорошо обращались, но приют – это не то место, где хочется находиться. Потом Кауфман как-то договорился с мисс Хильдшер, и меня освободили от занятий. Кауфман сам учил меня. Кстати, весьма эффективно. Я значительно опережал сверстников по всем предметам.

– За счет логики? – глядя на неуверенно крутящего головой воробья, уточнил Валентайн.

– Да. Совсем без зубрежки не обходилось, но Кауфман в первую очередь учил проникать в логику любого явления, события или процесса.

– Чего не скажешь о школе, – фыркнул Валентайн. – Ладно, пора идти.

Эзра посадил воробья на левое плечо, тот не протестовал. Он удивленно озирался и медленно ворочал крылышками.

– Откуда ты знаешь, как учат в школе?

– Я был учителем какое-то время, – закидывая бревна на плечи, ответил Валентайн.

– Это как же тебя занесло?

– Я в какой-то момент подумал, что хорошее образование может изменить мир. Если, допустим, правильно воспитать двадцать человек, то это станет началом волны, которая изменит мир.

– Вообще-то звучит логично, но судя по тому, что творится в мире, что-то пошло не так.

– Я быстро понял, что школа и обучение несовместимы. Школа – это образование. В прямом смысле слова. Задумана она исключительно для того, чтобы образовать некую форму, идеально подходящую для общества.

– И что это за форма? – поинтересовался Эзра.

– Да черт его знает, – ухмыльнулся Валентайн. – Но без углов – это точно. Что-то вроде гальки. Чтобы можно было насыпать ровным слоем и чтобы при необходимости этот слой не мешал лить воду и не кололся, когда по нему ходишь.

– Да ты поэт! – усмехнулся Эзра.

– Не без этого. Это тоже к вопросу об образовании, древние греки были не идиотами.

– Это тут при чем?

– Обязательное изучение искусств. Музыка, поэзия. Даже у спартанцев, кстати. Их учили танцевать.

– Я в курсе, а при чем тут вообще искусство, никак не возьму в толк.