– Дурак, – хихикнула Клара. – Ты, как всегда, не унываешь. А я вообще-то по делу: Генри снова не выходит на связь. У меня плохие предчувствия.
Марк неторопливо достал из-под прилавка трубку и кисет. Долго закуривал. Клара ждала, зная, что ускорить процесс не в ее силах.
– Есть две новости, хорошая и плохая.
– Черт. – Клара побледнела. – Марк, давай только без твоих штучек.
Кауфман выпустил струю дыма и серьезно посмотрел на Клару.
– Ладно, давай плохую, – махнула рукой девушка.
– Ты больше никогда не увидишь Генри.
Клара побледнела еще сильнее, потерла руками лицо, потом оперлась на стойку, закусила губу, глядя в пол.
– Пожалуй, цвет твоего лица сравнится с цветом снега на склонах Зальцбурга, – поэтично заметил Марк. – А если ты разденешься…
– Заткнись, Кауфман, – попросила Клара. – Давай хорошую новость и молись, чтобы она была действительно хорошей.
– Генри жив.
Клара удивленно посмотрела на Марка. Лицо ее стремительно наливалось краской.
– Ты гребаный старый маразматик! Я думала, что он погиб! Я тебя пристрелю, паршивая развалина! – Клара стала рукой шарить по поясу, но, очевидно, не нащупала искомого.
– Уже успела подумать о том, у какого портного закажешь траурное платье? – съязвил Кауфман.
– Ты издеваешься?! – Теперь лицо Клары можно было сравнить с закатным солнцем.
– Нет, я абсолютно серьезен, – ровным голосом сказал Марк. – Десять секунд назад ты была на пике страдания, прямо-таки на грани отчаяния, в чем причина?
– Твои сраные шутки!
– Нет. Твои мысли. – Марк указал трубкой на голову. – Вот где источник страданий.
– Я что, просила устраивать мне лекцию? – успокаиваясь, спросила девушка.
– Ну, ты спросила о природе страданий, теперь ты как минимум знаешь, где их источник.
– Ладно, теперь давай серьезно, – подняла руки Клара. – Что значит я больше никогда не увижу Генри?
– Ровно то, что я сказал.
– Что же мне помешает? – вскинулась девушка.
– Какая разница, ты никогда не увидишь Генри.
– Ладно, допустим, но он жив?
– Да.
– Да, что за черт? – возмутилась Клара. – Он что, прячется от меня где-то? Или что? Как это?
– Что тебя так возмущает? – все так же бесстрастно спросил Кауфман.
– Всё! Я не могу увидеть того, кого… – Она замялась.
– Любишь?
– Да!
– А для любви обязательно видеть?
– Хватит твоих лекций, хватит! Если ты такой умный, то скажи, что мне делать?
– Ну что ты там делала до этой новости? Ищи древности, влипай в приключения, я бы еще посоветовал промотать наследство. Но советы, как всегда, не работают.
– Да при чем тут это? Что мне делать с этим? Что мне делать с тем, что я его никогда не увижу, не дотронусь, не поговорю?! – Клара почему-то приложила ладонь к груди, будто бы что-то ее сдавливало.
– Ничего, – пожал плечами Кауфман. – Ты ничего не можешь поделать.
– Вот и вся твоя мудрость! – Клара зло пнула стул, тот завалился набок, подняв облако пыли.
– Бездействие и действие есть одно и то же. Когда я говорю «ничего» – это значит ничего, а не мудовые рыдания с подружками за бокалом. Понимаешь?
– И что, поможет? – хмыкнула Клара.
– Ну, хуже не сделает, в отличие от любого другого способа, который может прийти в твою голову.
– Чушь какая.
– Ладно. – Кауфман нетерпеливо поерзал. – Твой театр одного актера меня уже достал. Никто не отнял у тебя способность любить – это главное. А можно ли потискать Генри или нет – не важно. Либо перестань мять титьки, отпусти его и заканчивай страдать, либо хотя бы не гунди!
Клара, не ожидавшая такой отповеди, даже опешила.
– Так-то у меня возлюбленный таинственно исчез. Значительная потеря.
– Действительно значительная потеря – у Генри. У него исчез единственный человек во всем мире, которого он был способен любить, а у тебя – так, досадная неприятность.
– Это что за человек такой, которого любил Генри? – не поняла Клара.
– Он сам!
– Тьфу ты!
Некоторое время они молчали. Потом Клара нарушила тишину.
– Легко сказать «отпусти».
– И сделать не то чтобы трудно. Просто ты не пробовала, – ответил Кауфман.
– Сто раз пробовала, – горько усмехнулась Клара.
– Почему ты не раскрыла перед птицей дверь нараспашку? – спросил вдруг Марк.
– Перед какой птицей?
– А ты часто открываешь двери птицам?
– Не знаю, – пожала она плечами. – А что?
– А не для того ли, чтобы захлопнуть дверь перед ее носом, если что?
Клара криво ухмыльнулась.
Глава 20
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Кауфман оторвался от чтения и посмотрел на надпись поверх очков. Надписи не было. Открылась дверь, и в лавку вошел мужчина в твидовом пиджаке и аккуратных очках.
– Что-то ты зачастил, – буркнул Марк, вернувшись к газете.
– Я уж думал, что ты язык себе откусил! Две недели ни одного слова. – Мужчина подошел к прилавку и облокотился на него. – Что ты намерен делать дальше теперь, когда у тебя ничего не осталось? Ни друзей, ни пацана, ни даже покупателей.
– Я хотел спросить то же самое у тебя. Что ты будешь делать теперь, когда все средства влияния на меня иссякли? – вернул вопрос Кауфман.
– Ждать, – спокойно ответил мужчина. – Я могу ждать долго.
– Я тоже, – хмыкнул Марк.