Марк Бернес в воспоминаниях современников

Вот к какому актеру мы решили обратиться с просьбой спеть песню «С чего начинается Родина». Я не был свидетелем первого свидания Бернеса с Баснером, но могу себе представить, как все это было.

Дело в том, что композитор Баснер, будучи блестящим музыкантом, окончившим Ленинградскую консерваторию по классу скрипки, довольно слабо играет на фортепьяно. Поэтому, когда он знакомит вас со своими новыми сочинениями, надо обладать некоторой долей воображения, чтобы, вопреки авторскому исполнению, представить себе будущую песню.

И все-таки, несмотря на далекое от совершенства авторское исполнение, Бернес сразу сумел схватить характер и настроение песни. Он позвонил мне, сказал несколько добрых слов и дал согласие спеть песню в картине.

Марк Бернес работал над песней старательно и настойчиво, как будто никогда до этого не подходил к микрофону. Наконец настал день записи. Она должна была проводиться в аппаратной тонстудии «Мосфильма». Артист пришел чуть раньше срока, собранный и сосредоточенный. Он весь жил песней, старался не расплескать этого внутреннего состояния и донести его до слушателей.

— С чего начинается Родина, — начал он неторопливо, как бы размышляя вслух и не зная еще, какой может найти ответ на этот вопрос.

Он старался забыть, что перед ним звукозаписывающая техника, что он поет в пустой студии, и обращался непосредственно к своим слушателям, представляя их сидящими в притихшем концертном зале. И от этого каждое слово становилось особенно емким и значительным, приобретая какой-то новый смысл даже для нас, авторов песни.

Сколько было накручено катушек магнитной пленки, сколько было сделано дублей, и все их артист безжалостно браковал: в этом чувствуется некоторый холодок, здесь — удачно получилось начало и никуда не годится финал, в этом месте глухо звучал голос, а в этом варианте — почему-то слабее слышна группа скрипок. Надо попробовать отойти чуть дальше от микрофона. А что, если последнюю фразу не петь, а произнести речитативом? Ну что ж, теперь давайте пройдем все сначала.

Когда оркестранты утомлялись и им давался законный десятиминутный отдых, Марк усаживался в сторонке, не принимая участия в разговорах, терпеливо ожидая, когда кончится перекур.

Когда же кто-то из работников студии попытался сказать, что последняя запись получилась вполне удовлетворительной, Марк вспылил: «Что значит — удовлетворительная? Такой оценки не бывает в искусстве! Удовлетворительно — это значит посредственно. Если и сейчас получится так же, придется перенести запись на завтра».

И все-таки переносить запись не понадобилось. Один из последних дублей, вопреки всем суевериям, кажется, тринадцатый, прозвучал отлично.

Тот, кто знаком с процессом звукозаписи, знает, что иногда после долгих мытарств, неудач, всеобщего раздражения и недовольства друг другом вдруг наступает такая минута, когда все ладится и идет как по маслу: оркестр звучит превосходно, солист легко и свободно справляется с любыми трудностями. Звукооператор, музыканты, дирижер, солист — все испытывают нечто похожее на вдохновение.

Так в мучениях родилась запись песни, вошедшая в картину. Мы несколько раз придирчиво прослушивали фонограмму и остались довольны ею. Не успокоился только один человек — Марк Бернес.

— Это еще не совсем то, что я представлял себе, — ворчал он, — когда будут выпускать мою пластинку в фирме «Мелодия», я обязательно перепишу ее еще раз, совсем по-другому. Понимаешь, ведь после нас остаются только записи, больше ничего. И надо добиться, чтобы записи эти были настоящими. (Замечу, что свое обещание Бернес выполнил и для пластинки сделал новую запись песни.)

С тех пор он пел ее много раз, открывая ею свои концерты. Пел в новом Октябрьском зале в Ленинграде и во Дворце съездов в Москве. Он начинал петь ее еще за кулисами и появлялся на сцене только к концу первого куплета. И всюду аудитория заставляла исполнителя повторять песню.

Это была одна из последних записей Бернеса. Позже он успел записать только «Журавлей», песню, на мой взгляд, обладающую особым секретом воздействия на слушателей: сколько бы раз она ни звучала в эфире, ее невозможно слушать без волнения. Я не знаю, что в ней лучше — стихи или музыка? Думаю, что и то и другое прекрасно. И когда она звучит в исполнении Бернеса, кажется, будто он прощается со всеми, кого знал и любил на земле. Песня кончилась, пластинка остановилась. А я все еще смотрю в небо, надеясь разглядеть там последнюю вереницу птиц, исчезающих за облаками.

После этой песни совсем по-иному смотришь на пролетающих журавлей.

Я слышал много певцов, исполняющих «Журавлей», но, не в обиду им будет сказано, — никто из них не спел ее лучше и проникновеннее Марка Бернеса.

Поет Марк Бернес