Легионам тоже давался донатив, правда, не столь высокий. Но на триста пятьдесят тысяч человек был весьма обременительным расходом для новой власти. Однако если императоры, не имевшие никакого военного образования и никогда не бывавшие в лагерях, хотели мира хотя бы для самих себя, им приходилось быть щедрыми. До самых границ Империи ходили золотые монеты с портретами двух Цезарей и девизом «Concordia Augustorum» («Согласие Августов») или «Felicitas temporum» («Блаженные времена»). В то время это было самой доходчивой формой императорской пропаганды. Позже появился еще один девиз: «Hilaritas» («Радость»). Его следовало понимать так, что совершилось счастливое событие: Фаустина наконец-то родила мальчиков, полновластных Цезарей, близнецов Аврелия Антонина и Аврелия Коммода. Матери приснилось, что она разродилась двумя змеями, один из которых пожрал другого. Так бессознательно выразился миф об основании и проклятии Города — о Ромуле и Реме — тайная тревога династии, у которой уже была пара близнецов, предчувствие, что, если оба выживут, один может оказаться лишним. В мире, где страх, днем изгонявшийся мужеством или колдовством, по ночам овладевал уснувшими душами, часто видели во сне змей и морских чудовищ.
Рождение и свадьба
Много лет спустя этот день — 30 августа 161 года, день рождения Коммода, — причислят к несчастным. Тогда вспомнят и о других сновидениях, других феноменах, случившихся в последние годы царствования Антонина, в которых признали предзнаменования скорого окончания благих времен: на небесах явилась косматая комета, одна женщина родила пятерых близнецов, другая — младенца с двумя головами. «…В Аравии видели колоссального размера змею с гривой, — сообщает Юлий Капитолин, — пожравшую собственный хвост. Наконец, в тех же краях четыре льва, лишившись всякой свирепости, добровольно позволили связать себя». Но в тот момент все предавались провозглашенной Радости, тем более что новое счастливое событие стало поводом для новых праздников и раздач: Марк Аврелий выдал свою дочь Луциллу замуж за своего коллегу Луция.
Совершенно понятно, в чем была выгода от этого укрепления союза. Луцию было за тридцать, римские хроники вовсю писали о его роскошествах и сладострастии. Говорили, что его великолепная вилла на Клодиевой дороге при выезде из Рима была ареной утонченного разврата. Вполне возможно. Скульптурные портреты обессмертили его обворожительность. В этом видели опасность для единства и равновесия династии. Надо было, пока не поздно, ввести Луция в круг семьи. Мы не знаем, что стало бы с престолонаследием, если бы у новой четы появились наследники мужского пола, насколько был бесспорен закон первородства. Драма — а такая ситуация в тех редких случаях, когда она действительно случалась в Риме, была непростой — оказалась отложена.
Пикантность состояла в том, что двадцать лет назад Луций был обручен с матерью, а потом женился на дочери, так что план Адриана осуществился, отложенный на поколение. Фаустине пришлось бы выйти за мальчишку на три-четыре года младше себя, Луцилла выходила за собственного дядю, на девятнадцать лет старше, довольно истасканного жуира. Даже для древних такая разница в возрасте была противоестественной. Если так, то можно придумать любые ужасы, что люди и сделали. Говорили, например, что Фаустина стала любовницей своего зятя, словно чтобы вернуть несбывшийся брак, а потом, когда он пригрозил рассказать об этой связи Луцилле, будто бы старалась от него избавиться. Может быть, в скандальной хронике этой искусственно созданной семьи и не все легенда: ведь в ней нечестолюбивым, но облеченным всей полнотой власти мужчинам приходилось считаться с тщеславными женщинами, объявлявшими себя главными представительницами интересов династии. Со временем несходство темпераментов только обострилось, в результате чего пострадала легитимность власти.
Радость и Согласие оставались лозунгом дня еще несколько месяцев. Марк Аврелий и Луций переменили имена. Марк принял фамильное имя Антонинов, а собственное имя Вера отдал названому брату Луцию, который стал Луцием Вером. Это небольшое изменение в метрике сильно сбило с толку позднейших историков: отсюда произошло много анахронизмов — Марк Аврелий стал известен под именем Антонина Философа, а Луция стали считать потомком рода Веров. В этом обмене родовыми именами, путанице личных, произвольном переходе из одного семейства в другое можно видеть одну из причин того, что современная публика мало интересуется римской историей: трудно освоиться в обществе, если не понимаешь, как оно устроено. В этих сложных именах, которые менялись в течение жизни одного человека, но не менялись в течение нескольких поколений, непросто разобраться. Из-за того, что трудно отследить и подлинные социальные связи этих людей, мы, возможно, утратили способность понимать жизнь не такого дифференцированного, как может показаться, общества [29].