Марк Алданов - комментатор русской классики

Об оппозиции уму пишет и Алданов. Браун, подобно Чацкому, соблазняется борьбой, неприятием, сопротивлением. Когда-то и он, полный иллюзий, боролся против лжи имперской власти, затем против лжи большевиков. Но, как и Чацкий, он не способен выйти на путь достижения человеческого счастья; он не умеет любить, и это главная печаль для ума. Люди горделивого принципиального ума, люди с «неуступчивым благородством на челе» часто не имеют семьи или несчастливы в браке. Лишенным родительской любви и ласки оказался Чацкий, лишенным истории детства, юности, молодости оказывается Браун. Алдановский герой бежит от своего ума, от чрезмерной зависимости от работы мозга, но путь и формы его бегства незавидны: философская повесть- итог и самоубийство.

Положительный опыт остается лишь у героя повести Брауна, Декарта. Философ никогда не станет бунтарем: «Кому этот мир не нравится, - говорит Декарт, - тот в любую минуту волен уйти в другой: незачем отравлять жизнь себе и товарищам по сомнительному несчастью. В месте же общественном, как эта планета, надо вести себя по правилам»[30]. Декарт в интерпретации алдановского Брауна - это современное понимание и отрицание позиции Чацкого, которая привела в пещеру, откуда нет обратного пути.

Стоит обратить внимание на то, что грибоедовские мотивы открываются именно в современных, политически заостренных произведениях Алданова.

В романе «Начало конца» (1939) генерал Тамарин, хорошо знающий русскую литературу, вынужден обсуждать военную науку с профессиональным революционером Вислиценусом. Тот прохладно отнесся к труду почитаемого стратега Клаузевица: «Генерал посмотрел на него так, как очень терпимый, но верующий мусульманин мог бы смотреть на человека, отзывающегося пренебрежительно о Магомете. “Ну, знаете, - сказал он, - это как кто-то говорил, что "Горе от ума" - плагиат: всё состоит из поговорок, там Марья Алексеевна и всё прочее”...»[31]. Благодаря этой литературной вставке, очеловечивающей, окультуривающей контекст разговора, общение двух недоверчивых людей переходит на другой уровень: «Разговор сразу оживился, и через несколько минут оба уже беседовали с увлечением»[32]. Как мы помним, Тамарин всего-навсего упомянул слова заключительных строк грибоедовской комедии - реплику Фамусова: «Ах! Боже мой! Что станет говорить / Княгиня Марья Алексеевна!»[33]. Но как пригодились эти слова! И неудивительно ли, что их помнит военный человек, правда, в прошлом офицер царской армии.

А тайному агенту Вислиценусу, тоже человеку без родителей и молодости, ассоциации с грибоедовским образом, с лишними людьми очень подходят. Они подтверждают его догадки об обреченности искреннего революционного дела и тоже - о несвоевременности жизни. Ирония истории и в том, одно из его конспиративных имен было Чацкий[34]. Вислиценус, разуверившись в революционной идее, пытается выйти из политической игры: «... служитъ больше не могу. Все преступления, все гнусности, всю пролитую кровь можно было терпеть, пока была вера, что мы строим новую жизнь.»[35]. На одной странице Алданов помещает имя Чацкого и выделенный курсивом глагол «служить», который произносится героем с отвращением. В отличие от Чацкого, Вислиценусу уже и «прислуживаться» и служить «тошно», но разрушительная машина революции настигает его и тогда, когда он пытается отказаться от секретной службы.

Иногда в алдановском тексте всего одна фраза Грибоедова становится средством характеристики интеллекта и других свойств персонажа. Так, в романе «Истоки» (1950) Мамонтов, отправившийся в путешествие по Европе, «вспомнил о петербургских обедах, о водке, об икре, но тут же решительно себе подтвердил, что нисколько не сожалеет о своей поездке. «“Когда, постранствуя, воротишься домой, - И дым отечества...” Все у нас, кстати, думают, что дым отечества это из Грибоедова. А Грибоедов это взял у Гомера как нечто общеизвестное... Месяца три-четыре можно провести и без дыма отечества и даже без отечества...»[36]. Мамонтов неточно вспоминает строки из первого действия «Горя от ума» («Когда ж постранствуешь, воротишься домой / И дым Отечества нам сладок и приятен»). К тому же персонаж не к месту умничает, ведь известно, что на заимствованный характер стиха указал сам Грибоедов, выделив его курсивом[37]. Очевидно: Мамонтов не очень внимателен, но очень высокомерен. И Алданов таким образом, с одной стороны, показывает «начитанность» своего героя, с другой - насколько поверхностны его знания, насколько он не глубок в принципе.