Марк Агриппа

— Я не маленький ребёнок. Ещё не хватало мне, в моём возрасте, переучиваться верховой езде.

Тяжеловато было, хоть и чуствовалось, что его берегут. Хотя виду и не подавали. Добрались, наконец. Тиберий уснул прямо в термах, и не слышал скандал, который закатила Антония Агриппе, она успела только поцеловать сыночка, даже поговорить не смогла, уснул. Как можно пятилетнего верхами, наравне со взрослыми всадниками? Ты из ума выжил, старый? Весь следующий день Тиберий провёл с матерью, она опасалась отпускать его даже в уборную. Продекламировал поэму Агенобарба-Горация. С выражением, риторикой с ним занимался сам Меценат, здорово получилось, аж самому понравилось. Антония слушала с влажными гразами, как финал Ромео и Джульеты, чуствовал себя, как на сковородке. А Друз с гордостью смотрел, ему всё нравится, и конный марш, и поэма. Ну уснул вчера, сегодня поговорили, не умер же никто. Вон он, уже лебёдку крутит, про жену и думать забыл, один Агриппа эту ношу ни на секунду не сбрасывает, прёт и прёт. С матерью уже прощался, отец. Обнял за плечи, как взрослого.

— По коням.

Антония даже не стала дожидаться отбытия Друза, потребовала немедленно отправить её в Рим, к маме. Раз уж я тебе не нужна… Друз отправил, чего ей и правда одной здесь сидеть, там мать, сёстры, езжай любимая, чмок, Лициний, возглавишь конвой. Развернулся и ушёл. Почти всю дорогу она плакала. Успокоилась только у мамы.

— … он меня больше не любит. Не знаю, что дальше делать.

То, что Луций Агенобарб не является привычным Великим Понтификом Тиберий Клавдий Нерон Старший, Принцепс римского Сената, видел отлично. Обычно, эта должность являлась синекурой, ей было принято наслаждаться и почивать на лаврах, а Агенобарб занимался явно не этим. Нет, все положенные традициями церемонии он проводил, но всё остальное время его движения были несоответствующими. Он постоянно был в каких-то разъездах, при этом, случалось, мчал куда-то галопом. Великий Понтифик? Но странного вокруг и без Агенобарба происходило много, так что в общую канву он в целом вписывался, Тиберий и сам был не обычным Принцепсом. Основное время он приводил на тибрском острове, где они сейчас и общались с глазу на глаз. Рассказ о настоящей деятельности Агенобарба его здорово удивил, Агриппа преподнёс очередной сюрприз, оказывается у нас есть секретная служба безопасности. Совершенно секретная, АБСОЛЮТНО СЕКРЕТНАЯ, два года уже, а даже он, Принцепс, НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ. Тиберий был очень удивлён, но виду не подал.

— Говоришь, только в Риме семь тысяч?

— Семь тысяч можно сразу на кресты развешивать, на них уже все доказательства собраны. Потом ещё следствие будет.

Тиберий задумался. Новость, конечно, плохая, но было бы ещё хуже о ней не знать. Иудейский бунт продолжался, как не старались, волнения перекинулись на Египет, в Александрии баррикады между греческой и иудейской сторонами, в городе то и дело пожары, Двадцать второй Дейотаров потерял целую центурию и город оставил. На очереди были Фивы и Мемфис, а теперь ещё и Рим. Дожили. Иудеи Рим отакуют. Тиберий сжал зубы. Семь тысяч просто так не арестуешь.

— Теперь не кресты, их свиньям скормят. Надо Седьмой Старейший из Аквилеи вызывать.

— Нет, Тиберий, послушай. Агриппа меня для этого и вызывал. Мы всё сделаем очень тихо, за одну ночь. Если всех правильно распредилить, то сил хватит, преторианцы, вигилы, я затребую людей у гильдий. Посчитаем, распредилим и тихонечко, за одну ночь…

Так всё и получилось.

Луций Антоний Випсаниан готовился принять свой первый в жизни бой. Его, совсем зелёного трибуна, к тому введённого в ценз раньше срока, взяли в армию префектом и назначили командовать отдельным отрядом. Правда предали ему не абы кого, а вексиляцию из двух когорт Четвёртого Македонского, "личной гвардии" его приёмного отца, Марка Агриппы, во главе с легендарным примипилом Децимом Пилатом, по прозвищу Понтиец. Тот заметил волнение молодого префекта.

— Они только орут хорошо. Там воинов, сотен пять-шесть, да то и дерьмовые. Остальные только орать и умеют.

Всё равно не по себе. Легионеров всего тысяча двести, а этих? Тысяч десять? Да, как минимум. И орут твари, аж уши закладывает. Скорее бы, ну давайте, бросайтесь, чего орёте.

— Как сына назвал?

Понтиец получил персональное разрешение на брак ещё до похода в Понтийское царство. Таких случаев в римской армии всего несколько было. Женатых центурионов было куда меньше, чем знаменитых полководцев. Сына он ждал долго, две дочери, старшая уже невеста.

— Понтиус.

Обычное дело, когномен отца становится именем старшего сына, мог бы и не спрашивать, но надо же как-то отвлечься. Бабы что-ли визжат? До чего мерзко. Пилат глумливо хмыкнул.

— Мне германки нравятся. Хорошо, что они из бурга вылезли, жечь не придётся, детей живых много захватим. Мне твой отец намекнул, за них отдельная премия будет, сверх уговора.

Да, ходили такие слухи, но Луций был к ним равнодушен. Деньги ничто, слава всё. О, кажись полезли. Децим Пилат рявкнул своё знаменитое.

— Бычата! Фас!