Владельцы горящих домов бросились к Гусарову:
— Твой завод горит!
— Да ну? — удивился тот. — Скажи, пожалуйста, какое нескладное время выбрал: ночь, темень…
— Пожарных надо звать!.. Сущевская часть приехала! Стоят, ждут, пока позовем!
— Зовите, коли вам надо.
Пока торговались жители с Гусаровым, занялись новые домишки. Пока собирали обязательные двадцать пять рублей, пока вручали брандмейстеру, пока, одолевая кочки и ямы, подъехали пожарные дроги, пылал уже весь порядок Межевого проезда, дымились крыши на Ямской… А Гусарову хоть бы что: заводик был застрахован.
Борьба с пожарами в Марьиной роще стала заботой не только обывателей, но и страховых обществ. При поддержке «Якоря», «России» и «Саламандры» ряд благонамеренных обывателей, не собиравшихся жечь свои дома, создали в Марьиной роще добровольную пожарную дружину: расписали, кому что делать при пожаре, завели хороших лошадей, пожарные насосы, бочки и пригласили начальником дружины Юлия Юльевича Риттера. Кроме того, страховые общества стали принимать страховку строений в Марьиной роще с оглядкой, справляясь друг у друга, не застрахован ли уже этот дом. Все это привело к некоторому сокращению числа пожаров.
А потом пожаров стало настолько мало, что Юлий Юльевич растолстел и приспособил пожарных коней возить линейки от Марьиной рощи до Останкина. Пожарные рысаки — не клячи, они лихо несли линейки, и цена за проезд была дешевле, чем у городских: пятиалтынный вместо четвертака, хотя и она для бедного человека была высока.
Промысел брандмейстера имел успех. Но случалось, что, заслышав призывный звук пожарной трубы, возница останавливал линейку среди дороги, выпрягал лошадей и верхом летел к пожарному сараю, оставив пассажиров на произвол судьбы.
Построил себе дом и Шубин. Дом скромный, на одну семью, в садике. В новом доме ничто не напоминало о трактире. Одного не могла добиться Варвара Андреевна от упрямого мужа — собственного выезда. Ехать на извозчике казалось ей уже зазорным. Поэтому каждое воскресенье к их дому подкатывал рысак купца второй гильдии Андрея Ивановича Рыбкина и увозил семью к старикам, в Пыжовский переулок…
Все обычные этапы трактирщика прошел Шубин, пока выбился, что называется, в люди. Благодаря приданому он сразу перескочил из просто самостоятельных в следующий разряд. Будь менее труслив, он без большого труда мог бы теперь шагнуть и на высшую ступень. Но трактирные встречи с любопытными людьми многому его научили. Вылезать вперед в те времена было заманчиво, но и опасно. Зачем создавать себе врагов-завистников? Его жизнь должна быть скромной, невидной, а что у него есть и что он думает, — это уж его дело. Таким его и знали: ровным, спокойным удачником. Никто не считал его капиталов, не знал истинного состояния дел, считали его просто зажиточным трактирщиком. Этого именно он и хотел.
Несмотря на советы тестя, он не записывался ни в мещанское, ни в купеческое сословие, а упорно оставался по паспорту крестьянским сыном. Тесть уважал его настойчивость, но Петр об этом меньше всего думал. Жить в тени было просто по душе ему и выгодно.
Варвара Андреевна принесла в дом капитал. В дела мужа она не вмешивалась, но в делах домашних сумела постепенно ограничить властную свекровь. Отстраненная от дел, мать Петра уехала доживать свои годы в костромскую деревню. А Варвара Андреевна родила двух дочерей и сочла свое жизненное призвание выполненным…
…Разные люди жили в Марьиной роще. Все новые и новые люди появлялись в ее дамах, на улицах, в трактирах-клубах.
Сперва у вдовы Балаихи в светелке поселились трое волосатых. Нестриженые люди — не редкость в роще, но эти были не просто нестриженые, запущенные и не поповского сословия, а косматые, длинноволосые. Потом такие же, с длинными волосами — у кого подлиннее, у кого покороче — стали селиться в дешевых комнатках.
Прошло как будто совсем немного времени, и студенты стали вполне привычными обитателями Марьиной рощи. И даже несколько загадочными. А как же иначе? Ими вдруг заинтересовалась городская полиция. Околоточные надзиратели с узкими портфеликами стали навещать хозяев, сдающих комнаты студентам, и в непринужденной беседе выяснять, «не заметно ли чего» за жильцами.