– Да, такое послушание только Богом может быть даровано. Должна же среди этих Мнишеков быть хотя бы одна чистая душа!
Два женских голоса снова вернули девочку в реальность. Знатные пани, проходя мимо после причащения, обратили внимание на Марианну, в слезах молившуюся Богородице, и заодно решили еще раз высказать свое отношение к этому дому и его хозяевам.
Марианна подняла голову и, увидев перед собой каменную статую, прикрыла глаза белыми нежными ладонями. Один вопрос не давал ей покоя уже несколько месяцев – все то время, когда ее преследуют страшные видения. Она понимала, что как-то связана с этим окровавленным мужчиной и казненным ребенком, с тюремной камерой.
«Разве это мое будущее? Моя судьба? Или просто знак свыше? – опять спросила она себя. – Орган молчит. Служба закончилась».
Марианна наконец-то обратила внимание на тишину в храме, оглянулась и увидела, что гости и свита степенно выходят из костела вслед за отцом и матерью – паном Ежи и панной Ядвигой. И только последние шляхтичи из бедных родов, склонив голову и прижав сабли к бокам, медленно направлялись к ксендзу, чтобы совершить причастие.
Их шаги гулко отдавались в просторном храме. Марианна, еще не вполне понимая, что происходит, скользила взглядом по мраморным плитам, стенам, по картинам из жизни святых, цветным витражам и многочисленными скульптурами. На секунду она остановила взгляд на большом образе Спасителя, висевшего над алтарем костела. Это распятие стояло над прекрасным и изысканнейшим престолом, работы итальянских мастеров. Точно такой же Ежи Мнишек видел в одном из храмов Кенигсберга, когда обучался в университете. На боковом верхнем ярусе храма виднелись трубы органа – предмета особой гордости ее отца. Инструмент был сделан немецкими придворными мастерами по специальному заказу воеводы. Под самым же куполом, на расписанных маслом стенах она наконец разглядела знакомые с детства изображения Рождества Девы Марии, Введения Марии во Храм, Обручение со св. Иосифом, Рождество Христово и другие евангельские сцены. Между этими работами итальянских мастеров, на грубых камнях, были высечены герб Самборов и гербы архиепископов, правивших местной епархией.
Знакомая обстановка успокоила Марину, она продолжила рассматривать храм, вглядываясь в ниши, где были установлены скульптуры ветхозаветных пророков Даниила, Иеремии, Давида, Ионы, Иезекииля, Исайи… А через некоторое время, уже почти забыв о пережитом, она опять взглянула на причащавшихся. Кто-то из гостей дома, вкусив святых даров, не обращая внимания на окружающих, погруженный в собственные мысли, прошел мимо нее. Она смотрела на то, как пастор вкладывал в рот причащающимся белоснежные гостии – плоские хлебцы из пресного теста. Вспомнила, как в детстве любила наблюдать за монахами, которые смешивали муку с водой в больших чанах, а потом раскладывали тесто в специальные формы с рельефными изображениями распятия, агнца и других символов.
«Неужели это все случится со мной? – девочка вдруг вспомнила про свои видения, и ужасаясь от собственных мыслей ответила себе: – А с кем же еще? Если привиделось мне, с кем еще такое должно произойти? Но почему? Я не хочу! Я не буду! Я клянусь! Клянусь, что этого не случится никогда!»
– Пани Марианна… – донесся сзади настойчивый шепот.
Она повернулась, и увидела склонившееся над ней, обеспокоенное лицо своей любимой няни – Евы.
Ева внимательно посмотрела на девочку. Круглое заплаканное личико, с огромными карими глазами, длинные ресницы и пухлые губы.
– Бедная девочка! – прошептала она. – Ты опять плакала…
Ева достала из кармана платок и собралась вытереть щеки своей воспитанницы, но Марианна уже пришла в себя, медленно встала, гордо подняла голову, быстрыми и незаметными движениями вытерла глаза и щеки своим платком, еще раз перекрестилась и быстро пошла к выходу из храма, так и не причастившись. Пожилая няня даже не успела напомнить ей о причастии.
Огромные своды костела и разноцветный свет, проникающий сквозь витражи, наконец-то полностью вернули ее в реальность.
«О, Боже! Я не хочу покидать эти места! Клянусь, я сама устрою свою судьбу так, чтобы никогда в жизни не было всех этих ужасов», – думала она.
Возможно, не забудь Марианна причаститься, и не состоялась бы странная встреча, которая изменила всю ее жизнь. Но сейчас бойкая девочка, разглядывая с младенчества знакомое убранство костела, твердыми шагами направлялась к выходу и думала о доме, о родителях и о том, что ее отец, один из самых влиятельных воевод в Речи Посполитой, никогда не даст ее в обиду.
– Все мы знаем свою судьбу до самого последнего мгновения! Но лишь тот, кто сможет ее изменить, проложит себе два пути – к доброй или злой славе.
«Какие гадкие звуки», – Марианна даже поежилась от скрипучего высокого и сиплого голоса.
– Что вы себе позволяете, отец Паулюс? – подоспевшая Ева нежно взяла Марианну за локоть и подтолкнула ее, чтобы увести прочь от неожиданно оказавшегося рядом с девочкой, как будто возникшего из густого насыщенного ароматом свечей и духов воздуха, карлика в рясе.