Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— Тогда почему вам не радоваться спокойствию, которое наступает во дворце, когда государь охотится? К жизни нельзя все время предъявлять свои требования — у жизни свой порядок, положенный Господом. Но что это? Поглядите, ваше величество. Во дворе замешательство. Крики. Люди куда-то бегут. Повозка… Вам незачем подходить к окну, ваше величество. Не надо, не подходите!

— Государыня! Государыня! Где государыня? Господи, да что же это! Нет, что ли, никого? Государыня!

— Я здесь, казаче! Что тебе? Что случилось?

— Государь… государь наш… приказал долго жить…

— Умер!

— Убит, государыня, и как убит! Вон, слышишь, людишки в набат ударили. Колокола зазвонили. Нет больше нашего государя, нету!

— Да ты толком, толком-то скажи. Заруцкий, наконец-то, вы! Объясните же, в чем дело?

— Присядьте, ваше величество. В ногах, как говорится, правды нет, а дела уже все равно не поправишь. Государю Дмитрию Ивановичу отрубили голову. На охоте.

— Ты бредишь, боярин! На охоте? Голову?

— Вспомните, ваше величество, недавно государь велел телесно наказать одного крещеного татарина по фамилии Урусов.

— Господи! Откуда мне помнить, когда у вас на Торгу дыба от крови не высыхает. Черед к ней стоит. Одного порют, с другого одежду сдирают. Причем здесь это?

— Притом, что татарин затаил обиду. Государь имел неосторожность разрешить ему с братом поехать на охоту вместе с ним. Урусов улучил минуту и рассек саблей государю плечо — промахнулся. А его брат доделал задуманное — отмахнул государю голову. Ее так и привезли — отдельно от тела.

— Боже милосердный, еще и это! Отца Миколая ко мне! Скорее!

— Простите мне мою настойчивость, ваше величество, но время для лечения ран душевных еще будет. Сейчас главное удержать казаков. Боюсь, от нашего лагеря не останется и следа. Все рассыплются по сторонам, как горох из рваного мешка.

— Но остаюсь же я, остается сын государя!

— Боюсь, этого будет недостаточно. Слишком недостаточно.

— Но ты забываешь, боярин, в Москве нет царя. А боярский совет может только ругаться между собой.

— Там есть гетман Жолкевский, представляющий интересы королевича Владислава.

— Этого мало!

— И есть патриарх Филарет, ратующий за интересы поляков. С его авторитетом трудно спорить.

— И тем не менее в Москве нет венчанного на царство царя, и это главное.

— Сейчас вас должна заботить ваша безопасность.

— Значит, вы сомневаетесь в отношении ко мне казаков, я правильно поняла ясновельможного боярина?

— Казаки вольный народ, ваше величество. Они подчиняются тем, кто им удобен и не навязывает им своей воли. Справляться с ними очень трудно.

— Государыня, государыня! Что делать будем? Казаки! Боже великий и многомилостивый, казаки! Во всем городе!

— Теофила, замолчи! Что из того, что в городе казаки. Они всегда здесь. Что за причина кричать на весь дворец?

— Ваше величество, они убивают татар! Всех татар подряд! Гоняются за ними по улицам! Кричат, что отомстят за смерть своего любимого государя!

— Куда же вы, Заруцкий?

— К казакам. В такие минуты их небезопасно оставлять одних.

— Вы хотите прекратить резню? Да?

— Зачем? Это единственный способ разрядить страсти. И потом я никогда не разделял пристрастия государя к крещеным нехристям. Я слишком долго жил с ними и поверю татарину, но только не выкресту. Но сейчас не время для объяснений. Простите, ваше величество!

— Государыня, они гоняются за ними, как за свиньями! Они режут их и колют! Боже праведный, что теперь с нами будет? Без нашего государя!

11 декабря 1610 года Тушинский вор был убит. Москвитяне были вне себя от радости: до сих пор, имея в виду этого врага, они не смело нападали на нас; теперь же, когда его не стало, начали приискивать все способы, как бы выжить нас из столицы. Виною замысла была медленность королевича… притом же носился слух, что не королевич, а сам король (Зигмунт III) хотел царствовать в Москве.

Для лучшего в замысле успеха и для скорейшего вооружения русских патриарх Московский тайно разослал по всем городам грамоты, которыми, разрешая народ от присяги королевичу, тщательно убеждал соединенными силами как можно скорее спешить к Москве, не жалея ни жизни, ни имуществ для защиты христианской веры и для одоления неприятеля.

Из «Дневника» С. Маскевича. 1611