Уныла песнь моя,Полна жестокой муки,Надела траур яС возлюбленным в разлуке,И мне во цвете летПогаснул жизни свет.Ужель кто б мог сказать,Что нет страшней удела,И как мне не рыдатьБез меры, без предела,Когда любимый мойПод гробовой плитой?Среди весны своейИ младости в расцветеНе знать мне светлых дней,Быть всех грустней на свете,Ни счастья не видать,Ни радости не ждать.Ни в чем отрады нет,И полнит все тоскою;Дневной померкнул свет,Стал черной тьмой ночною;От худшей из потерьВесь мир постыл теперь.А он стоит в очах,Передо мной витая,И в жалобных слезахФиалку я вплетаю,Любимого цветок,В свой траурный венок.Мне не дает бедаНи отдыха, ни срока,И всюду и всегдаСтрадаю я жестоко;Бегу в тоске своейТуда, где нет людей.И все ж, куда б ни шла,Пускай заря блистает,Иль всходит ночи мглаИ день уныло тает,Я мыслю об одном —Всегда грущу о нем.И если в небесаЯ взгляд свой обращаю,Тотчас его глазаСредь облаков встречаю;Взгляну в пучину вод —Их взор меня зовет.А коль на ложе вдругЗабудусь на мгновенье,Его я чую рукТотчас прикосновенье;В покое и в трудеСо мною он везде.Нет в мире никого,Чтоб сердце покоритьсяИ позабыть егоРешилось согласиться,Кто был бы так же мил,Такую ж страсть внушил.Умолкни, песнь моя,На ноте сей надрывной,Тебя сложила яС любовью неизбывной:Пусть нет его, онаПо-прежнему сильна.«В ту пору, – пишет Брантом, – она являла взору прекраснейшее зрелище; белизна ее лика соперничала с белизной укрывавшей его вуали, но все же искусственный покров терпел поражение и меркнул перед белоснежностью лица. С того момента, как она овдовела, – продолжает он, – я всегда видел ее бледной, а я имел честь лицезреть ее и во Франции, и в Шотландии, куда ей пришлось через полтора года уехать, несмотря на великую скорбь и вдовство, дабы умиротворить свое королевство, разделившееся из-за религиозных раздоров. Увы, у нее к тому не было ни охоты, ни готовности; я не раз слышал от нее об этом, и она боялась этого отъезда пуще смерти; стократ сильней она желала бы остаться вдовствующей королевой во Франции и удовольствоваться своими вдовьими владениями в Турени и Пуату, нежели отправиться править своей дикой страной, но господа ее дядья, во всяком случае некоторые, если не все, весьма советовали ей это сделать и даже настаивали, дабы впоследствии раскаиваться в совершенной ими ошибке».
Мария, как мы видели, подчинилась и начала плавание при таких предзнаменованиях, что когда земля скрылась из виду, ей показалось, будто она умирает. И в этот миг в ее поэтической душе родились знаменитые строки:
О Франция, приют мой милый,Родимый край,Навек прощай!Ты с детских лет меня вскормила,И вот – расстанемся сейчас.Корабль, что разлучает нас,Не всю меня везет с собой:Ведь я в тебе любовь покину,Души оставлю половину,Чтоб вспоминать тебя – второй.Во Франции Мария оставила вторую половину себя – покойного супруга, юного короля Франциска II, унесшего с собой в могилу ее счастье.