Мария Федоровна

Надо было безотлагательно решать и еще один важнейший государственный вопрос: устройство семейной жизни нового Царя. Невеста находилась в Ливадии и 21 октября в 10 часов утра в маленькой Ливадийской дворцовой церкви была миропомазана, став православной благоверной Великой княгиней Александрой Федоровной. Надлежало определиться со свадьбой.

Невеста успела получить благословение Александра III, но возникла драматическая коллизия: как устроить свадьбу, чтобы не оскорбить память ушедшего и не нарушить церковный закон и традицию. Жизнь и смерть, горе и радость, надежда и безысходность — можно ли их совместить? Как соединить несопоставимое?

Мать и Сын пришли к мысли, что уместно провести скромный обряд венчания сразу же после миропомазания, под крышей Ливадийского дома, пока их незабвенный отец и муж находится с ними. Но это предложение вызвало бурную реакцию в Императорской Фамилии. Большинство родственников считало, что нельзя этого делать в семейной обстановке, что брак Царя — акт государственного значения и это все надлежит осуществлять лишь в столице.

У Марии Федоровны не было сил спорить, а Николай II еще слишком терялся перед своими старшими по возрасту родственниками и не находил в себе мужества им противоречить. Было решено отложить бракосочетание до Петербурга. Пока же главные заботы вызывали предстоящие похороны.

Вся Империя оплакивала смерть Монарха. Большой, далекий, грозный, он вызывал страх, восхищение и раболепный восторг у подавляющей части населения. Он обитал где-то в заоблачной выси, почти там же, где Господь, олицетворяя закон, высшую правду, суд честный и скорый. Все те же непорядки и несправедливости, вокруг наблюдавшиеся, это — от чиновников, от бессовестных богачей и бар-белоручек. Царь не знает. Вот если ему бы рассказать…

Мало кому из простых людей выпадало счастье лицезреть Самодержца хоть издали. Вернувшиеся со службы солдаты рассказывали односельчанам, как раз, на учениях, они видели «самого Царя». И вопросам не было конца, и сидели долгими осенними вечерами в тесных крестьянских избах и слушали, бессчетное количество раз повторенные, повествования о ЦАРЕ.

Другие же вспоминали, что вот тем годом, когда на Троицын день ударил мороз, они были в губернском городе, там как раз проезжал Государь. Такой большой, грозный, ну впрямь как Илья-пророк на колеснице. Кто-то вспоминал иные незабываемые случаи встреч. И обсуждали, и горевали, и многие плакали на панихидах в церквах, плакали, как будто расставались с самым близким. Александра III любили многие подданные, любили так, как только и могут любить правителя в России: безмерно, необъяснимо, до конца. Так же страстно в России умеют и ненавидеть…

Царица-Вдова была безутешна. 23 октября в Ливадию прибыли из Англии Алике и Берти, и Мария Федоровна была счастлива горьким счастьем, что ее милая Алике будет с ней теперь. Герцогиня Уэльская осталась надолго. Она провела в России два с половиной месяца, не отходя почти от несчастной Минни.

Через неделю после смерти Александра III, 27 октября, в половине девятого утра гроб с телом покойного покинул Царскую резиденцию в Ливадии. Его на плечах несли казаки и стрелки конвоя. Эти несколько километров до Ялты Мария Федоровна шла пешком за гробом, и, из-за уважения к ней, все остальные тоже двигались пешком. Сохранились фотографии той печальной церемонии, на которой с большим трудом можно разглядеть небольшую женскую фигуру Марии Федоровны, почти слившуюся с толпой женщин в траурных одеяниях.

В тот же день, ближе к вечеру, прибыли в Севастополь, где уже ждал специальный поезд. Здесь состоялась и еще одна тяжелая церемония: Мария Федоровна прощалась с сыном Георгием, которому надо было возвращаться в Абастуман. В 17 часов 20 минут поезд тронулся. Покойному предстояло преодолеть еще многие сотни верст, чтобы обрести последнее пристанище в далекой северной столице, в родовой усыпальнице Царской Династии.

Царица почти не выходила из своего купе. С ней вместе все время была лишь сестра. Сердце болело, не переставая. Вся жизнь осталась позади, а что будет впереди — один Господь ведает. 28 октября исполнилась годовщина их свадьбы. Боже мой, неужели всё это было на самом деле! Как любила этот день раньше, как была по-настоящему счастлива. А теперь, через двадцать восемь лет после того незабываемого октября, она едет в поезде с гробом Саши! Господь милостив к ней, иначе давно бы лишилась рассудка!

Она нашла в себе силы сесть за письмо сыну Георгию. После происшедшего он стал ей еще дороже, сделался самым близким: несчастный больной мальчик, совсем один, в немыслимой глуши, после всего перенесенного. Он плакал в Ливадии так горячо и так часто, что матери, самой находившейся в потрясенном состоянии, даже несколько раз приходилось его успокаивать. Она ни о чем другом не могла писать, кроме того, что занимало её всю, с чем не расставалась ни на мгновение.