Я бы хотела всегда делать так, как сегодня: работать от восьми до полудня и от двух часов до пяти. В пять часов приносят лампу, и я рисую до половины восьмого. До восьми одеваюсь; в восемь обед, потом читаю и засыпаю в одиннадцать часов.
Но от двух до половины восьмого без отдыха немного утомительно.
Имела длинное совещание с отцом Жулианом по поводу Салона; я представила два проекта, которые он находит хорошими. Я нарисую оба, это займет три дня, и тогда мы выберем. Я недостаточно сильна, чтобы блестяще выполнить портрет мужчины, сюжет неблагодарный; но я в состоянии выполнить лицо (разумеется, в натуральную величину) и нагое тело, что, как говорит Жулиан, кажется мне заманчивым, как всем, чувствующим свою силу. Этот человек забавляет меня; он построил на моей голове целую будущность; он заставит меня сделать и то и это, если я буду умницей, а после нашего последнего разговора я умница. На будущий год это будет портрет какого-нибудь знаменитого человека и картина. «Я хочу, чтобы вы сразу выдвинулись из ряда».
В этом году я, «изобретательница», придумала следующее: у стола сидит женщина, опершись подбородком на руку, а локтем на стол, и читает книгу; свет падает на ее прекрасные белокурые волосы. Название: «Вопрос о разводе» Дюма. Эта книга только что появилась, но вопрос этот занимает всех. Другое, просто Дина, в белой юбке из crepe de Chine, сидящая в большом старинном кресле; руки свободно лежат, сложенные на коленях. Поза очень простая, но такая грациозная, что я поспешила набросать ее раз вечером, когда Дина случайно села так, и я просила ее позировать. Это немного походит на Рекамье, а чтобы рубашка не была слишком неприлична, я надену цветной кушак. Что меня притягивает в этом втором проекте – это полная простота и прекрасные места для красок. О! это истинный восторг!
Сегодня я
Были у королевы (Изабеллы), которая очень мила.
Бегая за моделями к Леони, я познакомилась со всем достоуважаемым семейством Бодуэн. Это люди прямо из Золя, из «Нана»; в конце концов, я даю это имя Леони. Смесь наивности… и удивительной извращенности.
В настоящее время она не позирует.
– Я позировала, пока не знала, что делаю, это нечестно – позировать, я в модном магазине, это мне не нравится, но
– Кто это?
– Мой друг, ведь я живу с одним господином.
А ее сестра рассказывает мне, что она влюблена в него, особенно с тех пор, как он ее бьет.
Теперь мне не следует выезжать по вечерам, чтобы бодро вставать и работать с восьми часов утра. Мне остается только шестнадцать дней.
Итак, все мечты на этот год улетучиваются. Ждать еще?.. Целый год. Уж не думаете ли вы, что это немного? Все эти дни я страдаю от стольких вещей; я думала найти утешение в моей живописи, и вот вы видите, как все складывается. И разве принесение в жертву моей живописи, моего честолюбия может утешить или спасти Поля и его невесту? Бесполезные жертвы и несчастья переносятся втрое труднее.
Без четверти двенадцать. Тони! Почему я не начала раньше? Это очень красиво, это восхитительно, как жаль и т. д. и т. д.; в общем, он меня успокоил, но надо будет просить отсрочки.
– Ее можно отослать такой, какова она теперь, но не стоит, вот мое искреннее задушевное убеждение. Просите отсрочки, и вы сделаете хорошую вещь.
Затем он засучил рукава, взял кисть, потрогал мою картину, чтобы дать мне понять, что не хватает свету. Но я переделаю… если я получу отсрочку. Он оставался более двух часов. Он славный малый, мне весело, я в таком прекрасном настроении, что меня очень мало заботит, что станется с картиной.
Жулиан в восторге от картины. «Вы настоящий мальчик, и ничем меня не удивите». Он говорил все эти прекрасные вещи при m-me Симонидес, которая приехала посмотреть мою картину, и при Розалии в мое отсутствие.
Нет, но моя живопись! Жулиан без ума от нее, Тони также находит, что тоны хороши, что все гармонично, красиво и энергично, а Жулиан прибавляет, что это прелестно и что колористки в мастерской глупы, думая, что тоны картины зависят от состава красок, «Молодец, какую милую вещь она написала, милую не в обыкновенном смысле слова, но очаровательную».
Ну, так я ее кончу!
Вот день, имеющий огромное значение.
Был Сен-Марсо, давал мне советы. Он мне довольно нравится, хотя с ним чувствуешь себя как-то не по себе. У него рассеянный вид, ходит и говорит быстро. Это комок нервов. Я сама такая же, но тем не менее он оставил во мне чувство какой-то неловкости, хотя даже хвалил мою живопись. Только вот что, когда ничего не говорят, я недовольна, когда хвалят, мне кажется, что на меня смотрят как на девочку и смеются надо мной. В конце концов, я не так довольна, как была вчера, потому что правая рука слишком длинна… на два сантиметра длиннее, чем следует, и, строгая к рисунку, я чувствую себя униженной перед таким скульптором, как Сен-Марсо.