Марья-болотница

Владимир Ерахтин Марья-болотница

Сказ-легенда

Это произошло в середине прошлого столетия. В сибирской тайге на севере Омской губернии ходила легенда о Марье-болотнице, которая заманивала молодых парней на болотные кочки, где пропадали они в топкой трясине, и больше их никто не видел. Старые люди поговаривают, что Марья была из племени манси, которое придерживалось религии шаманизма. Коренной народ Сибири называл себя Манси, что означает «Человек». Проживали они на территории Югры вдоль большой реки Оби, в которой полно всякой рыбы.

Марья в девичестве слыла в Зауралье первой красавицей, и привыкла к мужскому обожанию. Чаще всего невесты в Сибири местных народностей выходили замуж рано в тринадцать-семнадцать лет.  Выйти замуж в девятнадцать лет было уже невозможно – никто не брал "старуху". У манси, юноше, жениться было сложнее, ведь свадебный обряд со стороны жениха предусматривал довольно большой калым.

У Марьи был возлюбленный жених бедный охотник Никей, летом на праздник Ивана Купалы они должны были обвенчаться. Однако на Марью положил глаз богач – хозяин магазина по сбыту шкур. Он взял её в жены, так как выложил перед бедными её родителями самый богатый калым. Этот будущий муж прикармливал её конфетами ещё с детства, больно сильно она нравилась ему, но она так и не полюбила его, уж слишком жёстким был этот двадцатипятилетний «старик». Он это чувствовал и ревновал её к каждому парню безо всякого повода. Как Марья не старалась ему угождать, но муж-самодур бил её, из вредности. А как-то он вообще приехал пьяным и изуродовал ей лицо за то, что она не успела встретить его у порога, когда он возвращался с охоты, не открыла ему вовремя ворота. При загадочных обстоятельствах погиб на охоте Никей. В результате неудачных отношений с мужчинами Марья ушла в тайгу и стала шаманкой, впитав от старой бабки-колдуньи мифический лесной дух и заговоры. Теперь она бродит по бескрайней тайге и мстит молодым парням. О Марье и ее мести множились легенды. Но была одна особенность, как только она выходила за пределы тайги, ее сила ослабевала.

Вот такую историю про Марью рассказал сыну дед Илья, а сын – внуку.

Как-то по осени, будучи юношей, собирал Илья клюкву, да и заблудился. Начал кричать, и вдруг услышал позади осторожные, крадущиеся шаги. Здесь и встретил парень Марью-болотницу, но не испугался, не отвёл глаз от страшного изуродованного лица девушки. Понравилось это Марье, оставила она Илью в живых, не затянула в трясину, да ещё дала утолить жажду из своей фляжки. Вода, правда, отдавала болотной ржавчиной. Повела она его из тёмной тайги, из топких болот, на дорогу светлую, привычную, ударяя в бубен с девятью колокольчиками. Число девять у манси это самая магическая цифра.

Илья послушно шёл за шаманкой. Она, то, якобы оступившись, падала. Падал и он. То резко наклонялась, как будто от наглых веток отворачивалась, то же невольно повторял и он. И Марья поняла, что этот парень с волнистым смолистым чубом в её власти. А он брёл сзади и присматривался к ней. Ни один звук не выдавал её лёгкой походки, ни одна веточка не треснула под её ногами, обутыми в лосинные онучи. Она не шла, а парила, как волшебная птица, способная к полетам в другие миры. Деревенские охотники-браконьеры позавидовали бы такой сноровке.

Илья, к концу пути, оттаяв от страха, уже стал разглядывать женскую фигуру шаманки за туго подпоясанной кожаным пояском шкурой, проглядывалась тонкая талия, а ниже и выше округлые формы. По голой шее, гладким рукам и мраморной коже, лет ей было совсем немного, около восемнадцати. Марья почувствовала его взгляд, резко обернулась, ещё раз заглянула прямо ему в глаза, своим оливково-лесным взглядом, улыбнулась, как хорошему знакомому на прощанье, и скрылась в лесу. А он стоял как завороженный и удивлялся этой лесной крепкой духом женщине. Эта улыбка показалось ему то ли доброй, то ли хитроватой, он так и не понял из-за неправильности лица. Но надо все же держаться подальше, подумал Илья. Шаманка она или волхитка? Нет, превратиться в волчицу вот такая вроде бы не сможет.

Когда сошла пелена с глаз, увидел знакомую тропинку и побежал через урман к реке, а за рекой стояло его родное село. То ли от радости, то ли от страха, бежал он между часто растущих деревьев так шибко, что в руке осталась одна ручка от корзины: отбил он её об сучья, пни да ветки. На вопрос матери: «А где клюква?» Он ответил, отводя глаза, что, мол, медведя встретил и еле ноги унёс. За что получил от батьки подзатыльник, так, на всякий случай, да и корзину жалко.

На следующее утро Илья вышел во двор и не поверил своим глазам – у дровницы стояла такая же корзинка, полная багровой клюквы, а сверху лежал цветок лесной. Ягодки, одна к одной, калиброванные. Вот чудеса. Сказать родителям, что ночью собирал? Не поверят. Отдал так, что хотят, то и думают. Ай, да Марья.