Mari_Rutkoski_-_Prestuplenie_pobeditelya

Отец Кестрел прищурился, как будто ему в глаза внезапно ударил яркий свет. Кестрел со звоном опустила вилку на тарелку. В горле ее горела ярость. Она открыла было рот, чтобы заговорить, но взгляд отца заставил ее остановиться, совсем как тогда, во внутреннем дворе, когда его лошадь была измазана его же кровью, а Кестрел хотела помочь ему.

— Всему свое время, старый друг, — мягко сказал император. Тембр его голоса напоминал клубы дыма. Это звучание можно было бы назвать любовью, если бы любовь была сродни засоленному мясу, высушенному и запасенному на черный день для того, чтобы есть его по чуть-чуть.

Верекс возил еду вилкой по тарелке. Отец Кестрел не шевельнулся.

— Мне жаль, — сказал ему император. — Я пока не готов потерять тебя.

* * *

Генерал хотел, чтобы Кестрел сопровождала его.

— Однажды ты будешь править империей, — сказал он. — Ты должна знать, как поступать.

Сейчас же действовал он.

Генерал пришел в дворцовые покои молодого солдата. Смотрел, как молодой человек, ненамного старше Кестрел, побледнел. Генерал провел Кестрел в гостиную, а затем твердой рукой оттянул солдата за плечо в сторону и что-то сказал ему на ухо. Мальчишка весь скукожился и отвернулся, чтобы Кестрел не видела его лица.

В голосе генерала прозвучал вопрос. Мальчишка прерывисто втянул в себя воздух. Отец Кестрел сказал что-то успокаивающее. Тон его голос убеждал, что опасности нет. Когда-то он говорил так с Кестрел, когда она была маленькой.

— Простите меня, — проговорил солдат придушенным шепотом.

— Прощу, — ответил генерал. — После.

Затем он сказал Кестрел, что им пора уйти.

* * *

Дезертир воспользовался своим кинжалом. Самоубийство ради спасения чести.

Несколько дней придворные только об этом и шептались. А затем прибыли новости с востока. Варвары сожгли равнины, говорилось в донесении. Последняя добыча империи стала черной, мертвой и дымящейся.

Позже стали известны имена. Список погибших был гораздо длиннее, чем обычно.

Одно имя придворные передавали друг другу, как жемчужину. Его произносили медленно, отдавая должное его блеску, гладкой тяжести, тому, как оно скатывалось в ямочку на ладони и согревалось там.

Когда имя передали ей, Кестрел поняла, что ожидала услышать его с того самого дня, когда Ронан выхватил у нее список новобранцев. Подтверждение ожидания надломило что-то хрупкое в груди Кестрел. Она знала. Знала, что это произойдет. Однако теперь ей стало ясно, что на самом деле она не верила, что спрятала эти мысли в ту часть сознания, куда никогда не заглядывала.

Как она могла прятаться от этого знания?

Как она могла знать, что Ронан погибнет, и в то же время не верить в это?

Это было так очевидно.

Оставшись одна в своих покоях, Кестрел прикрыла рот рукой. Жемчужина имени Ронана застряла у нее в горле. Она с болью сглотнула.

Ей снились сны, которых утром она стыдилась. Во сне Ронан угощал ее пирожным с сахарной пудрой, но говорил голосом Арина. «Я испек его для тебя, — говорил он. — Тебе нравится?»

Пудра была такой легкой, что Кестрел вдыхала ее сладкий запах, но всегда просыпалась до того, как могла попробовать само пирожное.

* * *

Кестрел написала письмо Джесс. Навестить ее она боялась.

На следующий день служанка принесла ей ответ. Сердце Кестрел подскочило в груди, когда она увидела почерк Джесс на обороте и знакомую восковую печать. Она тут же укорила себя за этот порыв надежды и облегчения. Неправильно было испытывать такие чувства, когда Ронан был мертв.

Но она не ожидала, что Джесс ответит ей. А это письмо — Кестрел взвесила его в ладони — было столь же пухлым, как и то, что отправила сама Кестрел. Джесс не стала бы так много писать, если бы совершенно не хотела иметь с Кестрел дела.

Кестрел распечатала конверт. Она снова ощутила смесь знания и незнания, потрясения и обреченности.

Она полностью развернула конверт. Разве она это не предвидела? Разве это не было очевидно?

В конверте было то самое письмо, которое Кестрел отправила Джесс. Неоткрытое и непрочитанное.

* * *

Кестрел не играла на рояле с тех пор, как обнаружила в музыкальной комнате скрытый экран, но теперь ей было все равно, кто ее услышит. Она хотела, чтобы кто-нибудь услышал ее горе.

Музыка вышла злее, чем она ожидала. Мелодичная прелюдия вырвалась на свободу и потемнела, сплелась с более низкими октавами. Кестрел играла, пока у нее не начали болеть запястья. Пока не стала сбиваться. В комнате вибрировали умирающие аккорды.

Кестрел потерла пылающие запястья. Воцарилась звенящая тишина. Затем, как раз когда Кестрел собиралась вернуться к тому месту, где сделала ошибку, она услышала тихий звон колокольчика.

Ей был знаком этот звук.

За экраном кто-то был. Человек, который наверняка знал о потайных комнатах дворца. И почему бы императору не поделиться с ним этим секретом? Император ценил этот человека. Доказательства? Например, императорский подарок — золотые часы. Они показывали фазы луны. На концах часовой и минутной стрелок сверкали бриллианты. Часы мелодично звенели каждый час.