Mari_Rutkoski_-_Prestuplenie_pobeditelya

Он закрыл глаза. Его лицо будто расслабилось. Он заснул.

Кестрел осознала, что никогда раньше не видела своего отца спящим. Почему-то именно это заставило ее, в конце концов, расплакаться.

— Все не так серьезно, — произнес император, но выражения лиц врача и Верекса говорили об обратном. — Хватит. Не надо больше слез.

Император предложил ей носовой платок, его голос был мягок.

Верекс отвел взгляд.

Когда император ушел, врач сказал Кестрел:

— Вам тоже не стоит оставаться, миледи.

— Я останусь.

Врач попытался скрыть свое нетерпеливое неодобрение.

— Я не стану падать в обморок, — произнесла Кестрел, хотя сама не полностью верила в свое обещание.

— Ты не будешь возражать, если я тоже останусь? — спросил ее Верекс. Несмотря на мягкость его вопроса, именно этим все решилось. Лекарь принялся за дело.

В течение всего времени Верекс разговаривал с Кестрел. Он описывал назначение каждого инструмента врача и обеззараживающие свойства омывающего раствора.

— Раны в живот опасны, — говорил он, — но клинок не повредил никакие внутренние органы.

— Откуда ты знаешь? — спросила Кестрел.

— Иначе он бы уже был мертв, — коротко ответил лекарь.

Рана была глубокой и длинной. Разрез открывал розовые слои плоти и достигал желтого сала. Обеззараживающее средство врача зашипело в ране, и из нее пошла кровь.

Кестрел испытала тошнотворное головокружение. Она поняла, что все-таки упадет в обморок. Но затем девушка взглянула на лицо своего спящего отца и подумала о том, кто вместо нее защитит его, пока он без сознания. Она заставила свои глаза остаться открытыми, и ноги — твердо стоять на полу.

— Слишком глубокая для швов, — пробормотал лекарь.

— Вместо того чтобы зашивать, он вложит в нее влажную стерильную марлю, — объяснил Верекс. — Порез будет медленно заживать изнутри. — Голос принца был сильным и уверенным. Он обращал мрачные слова лекаря во что-то более обнадеживающее. — На самом деле это лучший способ избежать заражения, потому что рану нужно будет ежедневно промывать.

Врач бросил на него косой взгляд.

— Не думаю, что мне нужны комментарии.

Но Кестрел они были нужны, и Верекс знал это.

Когда все было сделано, засохшая кровь смыта, а рана спрятана под полосами бинтов, Кестрел показалось, что ее отец стал одновременно и больше, и меньше, чем она когда-либо его видела. Его лицо всегда было будто высечено из камня. Сейчас оно смягчилось. Морщинки у уголков глаз расправились и были белыми, будто шрамы. В светло-каштановых волосах не было ни следа седины. Когда Кестрел родилась, генерал был молод. И сейчас его никто не назвал бы старым. Но в этой комнате он казался древним.

Врач ушел, но пообещал, что скоро вернется. Верекс принес стул, чтобы Кестрел могла сидеть у постели отца. Теперь принц снова чувствовал себя неловко. Он еще больше сгорбился и спросил, остаться ли с Кестрел еще.

Девушка покачала головой.

— Но... спасибо тебе. Спасибо, что помог мне.

Верекс улыбнулся. В его улыбке было что-то удивленное. Кестрел подумала, что, наверное, он не привык, чтобы его благодарили.

А затем она осталась с отцом наедине. Его дыхание было медленным и ровным. Одна рука лежала сбоку ладонью вверх, а пальцы были слегка сжаты.

Кестрел не могла вспомнить, когда в последний раз держала его за руку. Когда была ребенком? Должна же она была держаться с ним за руки хоть когда-то.

Она помедлила, а затем вложила свою ладонь в его. Другой рукой Кестрел закрыла его безвольные пальцы, сделав так, чтобы они сжали ее ладонь.

* * *

Он проснулся посреди ночи. Лампа была притушена. Веки генерала приподнялись, и глаза блеснули в слабом свете. Генерал открыл их шире. Он увидел Кестрел, но не улыбнулся, не совсем, однако изгиб его губ изменился. Его рука сжала ладонь Кестрел.

— Отец. — Кестрел хотела сказать больше, но генерал на мгновение прикрыл глаза, как будто хотел сказать «нет», но ему не хватало сил покачать головой. Он тихо произнес:

— Иногда я забываю, что ты не солдат.

Он думал о том, как въехал во двор замка и как Кестрел приветствовала его. Девушка сказала ровным голосом:

— Ты считаешь, что я не знаю, как вести себя с тобой.

Мгновение он молчал.

— Может быть, это я не знаю. — Он снова замолчал, и Кестрел подумала, что больше он ничего не скажет, но затем он снова заговорил: — Только посмотри, как ты выросла. Я помню тот день, когда ты родилась. Я мог удержать тебя одной рукой. Ты была лучшим, что существовало в мире. Самым ценным.

«А сейчас это уже не так?» хотела спросить Кестрел. Но вместо этого она прошептала:

— Расскажи мне, какой я была.

— Даже тогда у тебя было сердце воина.

— Я была младенцем.

— Все равно. Ты плакала так яростно. С такой силой сжимала мой палец.

— Все младенцы плачут и крепко хватают за что-то.

Генерал выпустил ее руку, чтобы поднять свою и провести костяшками пальцев по ее щеке.

— Не так, как ты.

* * *

Он снова заснул. Когда на рассвете пришел врач, чтобы промыть рану, боль разбудила его.

— Еще? — спросил врач, кивнув на пустую чашку из-под лекарства. Отец Кестрел бросил ему мрачный взгляд. Когда лекарь снова ушел, генерал потер глаза. Его лицо было обрюзгшим от боли.