Марго, или Люблю-ненавижу

Сборы в «Фокстроте» завершал гала-концерт – это стало доброй традицией. Я активно участвовала в подготовке, но даже себе боялась признаться, что делаю это вовсе не потому, что мне нравится, а потому, что это возможность быть постоянно рядом с Марией. Она стала чуть мягче, удостаивала разговорами за чашкой кофе, улыбалась утром, встречая меня во время пробежек. Мне нравилось открывать в ней новые черты. Выяснилось, что не такая уж она и стерва, какой выглядела. Она почти не улыбалась, но когда делала это, ее лицо становилось совершенно иным – мягким, привлекательным и очень открытым. Хотя и в ее стервозности был шарм, чего уж. За ней волочилась добрая половина танцоров и кое-кто из тренеров «Фокстрота», однако Мария никого не удостоила вниманием, не говоря уж ни о чем другом. Я уже знала, что дома ее ждет любимый мужчина – травматолог Максим, с которым они живут вместе уже несколько лет. Кстати, с этим самым Максимом они довольно часто ссорились, хотя и ненадолго. Телефонные разговоры отнимали у Марии почти все свободное время, и мне даже было любопытно, откуда берет деньги эта явно не суперобеспеченная девушка, чтобы оплачивать словесные баталии.

Еще одной странностью было то, что она никому не позволяла уменьшать собственное имя. Все звали ее Марией – и никак иначе. Смешно – совсем как я, только мне, наоборот, нравился укороченно-иностранный вариант. Разговорившись однажды вечером после ужина, мы выяснили, что слушаем одну и ту же музыку, читаем одних авторов, любим сыр и все, что из него делается. Даже в детских воспоминаниях проскальзывало что-то общее, детали, поступки. Это будоражило нас обеих, заставляло внимательнее присматриваться друг к другу, подмечать все новые общие черты. При совершенной внешней непохожести внутри мы были одинаковы. Даже не так – внутри мы одно целое, и рядом с ней я и чувствовала себя цельным человеком – не половинкой кого-то.

Рассказала мне Мария и о своем поклоннике, некоем Косте – лидере армянской диаспоры их города. Этот Костя, кстати, несколько раз звонил ей, но Мария держалась сухо, чуть отстраненно, и мне даже стало жаль его – наверное, человек страдает, натыкаясь на такую стену равнодушия.

Я тоже очень хотела рассказать ей об Алексе – но что-то удерживало меня. И я даже понимала, что именно. Боялась, что Мария не поверит, потому что нормальному человеку трудно поверить в реальность происходившего. И я промолчала.

На гала-концерте Мария с Иваном показали постановочное танго на очень известную песню «В Гарлеме». Более оригинального номера я не видела, пожалуй, никогда. Оба в черном, с гладко прилизанными волосами, стройные и гибкие, они продемонстрировали такую бешеную страсть и энергетику, что зрители в конце номера взвыли от восторга и заставили повторить еще раз. Убегая, Мария сняла мужскую шляпу и помахала мне. Мое сердце и так было готово выскочить из груди, а тут еще и это. Я не знаю, чем уж так зацепила меня эта рыжая колючка с отвратительным характером, но любое ее внимание ко мне было просто подарком. Сегодня же я почему-то пожалела, что рядом нет Алекса – ему она точно понравилась бы.

Москва, начало двухтысячных

Алекс пробыл со мной долго – пару дней, до тех пор, пока меня не выписали из больницы, и потом еще дома, пока я окончательно не встала на ноги. Он не выпускал меня из квартиры, запрещал подходить к окну и выходить на балкон. Мне эти меры предосторожности казались смешными и какими-то киношно-гангстерскими, но умом я понимала, что Алекс – не тот человек, который станет шутить. Я рассказала ему все, но оказалось, что он и сам знал – скандал с «Золотой улицей» подробно смаковался в Интернете и во всех мало-мальски известных финансово-экономических СМИ.

– Что мне делать? Ведь тот, кто выдвинул условия, непременно возникнет еще раз. – Я сидела на кровати, по-турецки поджав ноги, и ела дыню, заливая руки ароматным соком.

Алекс лежал у меня в ногах, закинув за голову руки, и, глядя в потолок, о чем-то думал. Казалось, что вопроса он не расслышал.

– Ты ешь-ешь, – рассеянно пробормотал он.

– Не могу больше, – простонала я, вытирая руки полотенцем. – Слушай, а мы долго будем вот так взаперти сидеть?

– Сколько надо – столько и будем, – отрезал он, по-прежнему не глядя на меня. – И так наворотила тут, еще хочешь?

– Я наворотила?

– А кто? Зачем полезла?

– Это моя работа, я за нее, между прочим, деньги получала!

– Ах, деньги! Ну, тогда все ясно. – Он рывком сел, посмотрел наконец на меня так, что я съежилась, встал и вышел из комнаты.

Вернувшись, он бросил мне на колени кредитную карту и заявил безапелляционно:

– Вот. Здесь тебе лет на десять. И больше я не слышу, что ты имеешь какие-то контакты с «Золотой улицей». Поняла?

Я швырнула карту ему в лицо, оскорбленная таким поведением.

– Кто ты такой, чтобы давать мне деньги? Ты мне никто, и ты сам так решил. На жизнь я в состоянии заработать сама. И еще у меня есть муж.

– Муж? – На губах Алекса заиграла презрительная усмешка. – Никчемный мямля, который приходит сюда ночевать?