Маргарет Тэтчер

Вместе с тем она понимала, сколь важна для нее поддержка национальных лидеров. Ей удалось заманить Энтони Идена, наследника Черчилля, на большой митинг консерваторов, проходивший на городском стадионе Дартфорда. И на других соискателей депутатского мандата от графства Кент она производила очень сильное впечатление, а ведь среди них находился и Эдвард Хит, будущий премьер-министр, который остановит на ней свой выбор, назначив на должность министра образования.

Наконец в 1950 году настал «час истины». Выборы были назначены на 28 февраля. В качестве соперника Маргарет выступал Норман Додд, лейборист «старой школы», уважавший своих противников в зависимости от твердости их убеждений. В лице Маргарет он получил, что хотел. Он согласился на публичные дебаты с ней и даже танцы в общественном месте, а когда в какой-то газете было замечено, что он больше ценит ее женское очарование, нежели ум, вынужден был позаботиться о том, чтобы газета напечатала опровержение.

Занимая крайне правую позицию, Маргарет чувствовала себя превосходно, потому что ее линия совпадала с линией партии, перегруппировавшейся под лозунгом Черчилля: «Дайте им свободу», то есть свободу предпринимательства; партия консерваторов обещала также остановить национализацию и предоставить благоприятные условия для инициативы в сфере экономики. Маргарет напоминала тем, кто слушал ее, что «в 1940 году не голос процесса национализации сказал нам, что мы правы, и дал нам возможность одержать победу над тоталитаризмом. Это сделал голос свободы». Она возмущалась по поводу девальвации фунта стерлингов. Она сулила, что при консерваторах можно будет «смотреть доллару в глаза». Она восклицала: «Мы верим в свободу западного образа жизни. Если мы будем следовать по этому пути упорно и с верой в сердце, нам нечего бояться коммунистической России!» Она всегда воодушевлялась, когда кричала: «Бей красных!»

Начались недели, которые она назвала «самыми изматывающе-тяжелыми» в своей жизни. «В отличие от современных избирательных кампаний мы проводили собрания при большом наплыве народа», — пишет Маргарет. Несмотря на холод и сырость ветреного и ледяного февраля, «мы очень часто ходили от двери к двери, а чтобы немного отдохнуть, произносили речи, используя мегафон». Воодушевление дебютантки привлекало толпы любопытных, в особенности женщин. На ее митингах в среднем присутствовало около трехсот человек, а у Нормана Додда — не более семидесяти. Она повсюду ходила в своей черно-белой шляпке, украшенной синей гвоздикой, словно это был шлем полководца, к которому, завидев этот шлем, должны были присоединиться воины; конечно, это выглядело довольно забавно, особенно когда она, по ее же словам, «взбиралась на ящики с мылом в торговом центре». Она была далека от осторожности, к которой привыкли партийные старцы, и из их несколько невнятной программы выбирала для себя лозунги, повергавшие в шок: «Голосуйте за правых, чтобы пойти влево!» или: «Конец хаосу, всех в тюрьму!» У Маргарет не было чувства ложного стыда, не было комплекса крупной буржуазии перед лицом денег, не было поиска консенсуса; для нее главным была борьба, в которой можно было победить только кулаками на ринге.

Действовала Маргарет настолько эффектно, что представитель, делегированный на выборы Центральным бюро партии, писал: «…члены партии полагают, что у нее есть шанс, и я опасаюсь их разочаровывать, говоря им правду». Действительно, чуда не произошло. Она получила 24 тысячи голосов, а Норман Додд — 38 тысяч. Но она «отхватила» у него шесть тысяч голосов по сравнению с предыдущими выборами! Превосходство лейбористов над консерваторами сократилось на треть! Короче говоря, в другом округе, где победа была бы возможна, она бы ее наверняка одержала.

Этот хороший результат парадоксально выявил и удивительную уязвимость этой умной женщины. «Одна гадалка, предпочитавшая использовать драгоценные камни, а не хрустальный шар, попросила меня снять мое жемчужное ожерелье, чтобы она могла к нему прикоснуться, — пишет Маргарет в мемуарах, — и она передала мне сообщение, внушавшее большой оптимизм, она сказала: „Вы станете великим деятелем… как Черчилль“. С тех пор я считаю это ожерелье своим талисманом, и он никогда меня не подводил». Да, будущая «Железная леди» не была исключением из сильных мира сего, она была жутко суеверной, как Людовик XI и Николай II, как Рудольф II Габсбург и его алхимики, как Франсуа Миттеран и Элизабет Тессье.