Мао Цзэдун

Но тут, встретившись с Ян Кайхуэй вновь, Мао не мог сдержать волнения. Перед ним стояла красивая молодая девушка с чуть припухлыми губами и внимательными черными глазами. Равным образом были удивлены и его приятели. «Небольшого роста и круглолицая, она чем-то напоминала своего отца, — вспоминает Сяо Юй. — У нее были такие же, как у него, глубоко посаженные глаза и маленький нос, но кожа была гораздо белее»⁶. «Очень тихая, серьезная девушка» понравилась и Сяо Саню⁷.

Сердце «Зорюшки», однако, покорил «интеллигентный и обходительный» шаошанец, о котором она столько хорошего слышала от отца. «Я горячо полюбила его уже тогда, когда слушала о его многочисленных свершениях, — вспоминала она спустя несколько лет… — Однако совсем не надеялась выйти за него замуж, так как не собиралась завлекать его. Хотя я и любила его, но отнюдь не демонстрировала своих чувств. Я была твердо убеждена, что человек сам должен прийти к любви. И все же я не уставала надеяться и мечтать. Я знала, что так бывает. Но разве могла я запрятать свои чувства и совсем не выдать себя? И все же я решила, что если ничего не получится, то замуж я уже ни за кого никогда не выйду. Такой уж у меня характер!»⁸

К огорчению Ян Кайхуэй, их отношения развивались не просто. Пройдет два с половиной года, прежде чем их судьбы переплетутся. Мао был слишком застенчив, да к тому же у него совсем не было денег, чтобы достойно ухаживать за девушкой. Пекин «для меня был слишком дорогим городом, — говорил Мао. — Я добрался до столицы, заняв деньги у друзей»⁹. Гордость не позволяла ему жить и за счет Ян Чанцзи. Проведя несколько дней в гостеприимном доме, Мао и его друзья, поблагодарив хозяев за радушный прием, перебрались в небольшую квартирку, состоявшую из трех малюсеньких комнат[9]. Снять более просторное жилье они в силу крайней бедности не могли¹⁰. Одноэтажный деревянный домишко с большими, оклеенными бумагой окнами вместил не только постояльцев «Конфуция», но и еще четверых приятелей. Но в тесноте, как говорится, да не в обиде! Каждую ночь восемь человек умудрялись размещаться на одном кане — плоском и невысоком помосте, занимавшем почти половину комнаты — от одной стены до другой. Используемый как лежанка в любом традиционном китайском доме кан в холодную погоду обычно отапливается горячим дымом от очага, проделанного в одной из его стенок. Дым проходит внутри кана, заполняя все полости, и выходит на улицу через специальное отверстие во внешней стене. Денег отапливать кан, однако, у наших приятелей не было, а потому спали они, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. На восьмерых человек было только одно ватное пальто, и в холодные зимние дни они выходили из дома по очереди. Только через четыре месяца смогли купить еще два пальто, и это уже было вершиной блаженства. Пищу готовили на небольшой печке, которая находилась тут же в комнате¹¹. «В Пекине я пребывал в довольно бедственном положении, — вспоминал Мао… — Когда мы все быстро забирались на кан, вздохнуть было невозможно. Я должен был предупреждать товарищей, когда хотел повернуться»¹².

Крохотный домик за номером 7 с небольшим внутренним двориком находился в узком переулке в районе, именуемом «Трехглазый колодец», довольно близко от Пекинского университета. Недалеко было оттуда и до знаменитого рукотворного озера Бэйхай (Северное море), расположенного в центре одноименного парка, и до Запретного города — места пребывания бывшего императора Пу И. По соглашению с республиканскими властями Пу И по-прежнему носил свой титул, только империя сократилась до размеров его резиденции. Из Запретного города Пу И заставят выехать лишь в 1924 году.

Мао часто бродил по пыльным пекинским улицам и немощеным переулкам — хутунам. Последние придавали особый, неповторимый колорит старому городу. Еще в XIII веке завоеватели-монголы, сделавшие Пекин своей столицей (они именовали его Даду, Великая столица, или Ханбалык, город Великого хана), распорядились застраивать городские кварталы так, чтобы по невероятно узким переулкам и улочкам мог проехать лишь один конник. Они опасались восстаний китайского населения.

В отличие от Чанши Пекин не был крупным коммерческим центром, и его торговые улицы не поражали разнообразием вывесок и реклам. Но, как заметил один из современников, «на них было что посмотреть». Многие из улиц, и прежде всего наиболее деловая из них — Ванфуцзин, были забиты народом. В Пекине проживало в пять раз больше людей, чем в Чанше, — примерно один миллион человек¹³. По словам уже известного нам Чжан Готао, прибывшего в этот город из провинции Цзянси за два года до Мао Цзэдуна, «Пекин был поистине многоликим и многокрасочным городом. В нем перемешались древность с современностью, китайское с иностранным; он носил черты культуры и ханьцев, и маньчжур, и монголов, и мусульман, и тибетцев». В общем, делает вывод Чжан Готао, «Пекин… был подлинной столицей государства… величественной и многоликой»¹⁴.