Манускрипт всевластия

У Мэтью была своя версия, связанная с его научной работой.

— Ты по-прежнему думаешь, что эти убийства свидетельствуют о вырождении вампиров?

— Да.

Мэтью был убежден, что популяция нечеловеческих видов понемногу уменьшается. Хэмиш сначала отмахивался, но теперь начинал думать, что Мэтью прав.

Они вернулись к менее животрепещущим темам и после обеда опять поднялись наверх. Один из лишних салонов демон разгородил на апартаменты для Мэтью. В гостиной сразу бросался в глаза старинный шахматный столик с фигурами из слоновой кости и черного дерева — таким бы в музее стоять под стеклом, а не на вечных сквозняках этого дома. Шахматы, как и та МРТ, были подарком Мэтью.

Их дружба окрепла в такие вот долгие вечера, за шахматами и разговорами о работе. Мэтью рассказывал Хэмишу о своем прошлом, и теперь демон знал о Мэтью Клермонте почти все. Вампир, единственный из всех иных, известных Хэмишу, не страшился собственного мощного интеллекта.

Демон по заведенному обычаю играл черными.

— Мы разве доиграли прошлую партию? — Мэтью с деланным удивлением воззрился на доску.

— Да. Ты выиграл. — Ответ Хэмиша вызвал на лице его друга одну из редких улыбок.

Игра началась. Мэтью не спешил, Хэмиш ходил быстро и решительно. В тишине тикали часы и трещал огонь.

Через час Хэмиш приступил к заключительной части своего плана.

— У меня вопрос, — сказал он, пока Мэтью обдумывал следующий ход. — Ведьма нужна тебе ради нее самой или из-за ее власти над манускриптом?

— На кой мне сдалась ее магия! — Мэтью неосмотрительно пошел ладьей, которую Хэмиш тут же и съел. Со склоненной головой вампир как никогда напоминал ангела эпохи Возрождения, посвященного в то, что смертным знать не дано. — Господи, я сам не знаю, чего хочу.

— Думаю, знаешь, Мэтт, — тихо сказал Хэмиш.

Мэтью молча сделал ход пешкой.

— Все оксфордские иные скоро узнают — если уже не проведали, — что тебя интересует нечто большее, чем старая книга. Что в эндшпиле, Мэтт?

— Не знаю, — шепотом ответил вампир.

— Любовь? Снятие пробы? Ее обращение?

Вампир зарычал.

— Впечатляет, — скучающим тоном отметил Хэмиш.

— Я многого в этом не понимаю, Хэмиш, но три вещи я знаю точно. — Мэтью поднял бокал, стоявший на ковре под столом. — Я не поддамся зову ее крови. Я не хочу управлять ее силой. И определенно не имею желания делать ее вампиром. — Он содрогнулся при одной мысли об этом.

— Значит, остается любовь — вот тебе и ответ. Этого ты и хочешь.

— Хочу того, чего не должен хотеть, желаю ту, которую никогда не смогу получить.

— Боишься ей навредить? Ты и раньше имел связи с теплокровными женщинами, но ни одной ничего плохого не сделал.

Тяжелый хрустальный бокал разломился надвое, красное вино брызнуло на ковер. Между пальцами вампира блеснуло стертое в порошок стекло.

— Ох, Мэтт… что ж ты молчал? — Хэмиш постарался, чтобы на его лице не отразилось ни грана от испытанного им шока.

— Не решался сказать. — Мэтью покатал в пальцах красную от крови стеклянную крошку. — Ты всегда так верил в меня…

— Кто она была?

— Ее звали Элинор. — Мэтью провел по глазам тыльной стороной кисти, тщетно пытаясь стереть образ из памяти. — Мы с братом повздорили, уже не помню о чем — тогда-то мне хотелось растерзать его на кусочки. Элинор стала меня урезонивать, бросилась между нами и… — Он охватил голову руками, не трудясь отряхнуть от стекла тут же зажившие пальцы. — Я так любил ее — и убил.

— Когда это случилось? — шепотом спросил Хэмиш.

— Триста лет назад, вчера… это не важно, — ответил Мэтью с чисто вампирским пренебрежением к ходу времени.

— Важно, если ты тогда был свежеиспеченным вампиром, не владеющим своими инстинктами.

— Я, видишь ли, убил еще одну женщину. Сесилию Мартен. Всего век назад, будучи вполне зрелым вампиром. — Мэтью подошел к окнам. Раствориться бы в ночной тьме, убежать, не видеть ужаса в глазах Хэмиша.

— Это все? — резко осведомился Хэмиш.

— Вполне довольно и двух. Третьей быть не должно. Никогда.

— Расскажи, что у тебя вышло с этой Сесилией, — потребовал Хэмиш.

— Она была замужем за банкиром. Я увидел ее в опере и влюбился. Все мы в Париже влюблялись тогда в чужих жен. — Его палец очертил на оконном стекле портрет женщины. — Идя к ней домой, я ничего такого не замышлял, просто хотел отведать, какая она на вкус. Но когда начал, остановиться уже не смог. И умереть ей тоже не дал: она была моей, я не хотел от нее отказываться. А ей вампирская жизнь была ненавистна. Однажды она попросту вошла в горящий дом — я не успел ее удержать.

— Ты не убивал ее, Мэтт, — нахмурился Хэмиш. — Она покончила с собой, вот и все.

— Я выпил из нее чуть ли не всю кровь, насильно напоил ее своей кровью и превратил в ходячего мертвеца, не спрашивая согласия. Из одного лишь страха и эгоизма. Разве это не значит убить? Я лишил ее тепла, личности, человеческой жизни. Это смерть, Хэмиш.

— Почему ты скрывал это от меня? — Хэмиш пытался не выдать, как он задет молчанием друга.

— Даже вампирам бывает стыдно. Я ненавижу себя — и вполне заслуженно — за то, что сделал с этими женщинами.