Манускрипт с улицы Русской

Ислам-Гирей оглянулся. Его любимец, храбрый светловолосый Селим, которого он купил у старой цыганки в Салачике, ехал на коне в первом ряду воинов и не сводил с султана преданных глаз.

— Беи-предатели не будут моей опорой, — с ожесточением ответил Ислам. — У меня есть обстрелянное под Азовом войско, я удвою его, утрою, увеличу в десять раз! Рыцари будут моими обеими руками.

Сефер Гази промолчал. Ему понравился ответ, потому что сам он был из рода сейменов и ненавидел беев. Но знал: без них хану не обойтись. Не приблизит к себе — при первой же возможности они изменят хану. Потому и промолчал.

Они обогнули белую скалу Бакла, въехали в длинное ущелье Ашлама-дере, зажатое с обеих сторон отвесными кручами. В долине, возле Салачика, виднелись красные крыши летного ханского дворца.

— Ты, Ислам, был тут не раз, — начал Сефер Гази, — а, наверное, никогда не присматривался вон к той удивительной скале, которая возвышается справа. А ну-ка, присмотрись получше, что видишь?

Ислам-Гирей поднял голову. Действительно, до сих пор он не замечал: над пропастью нависла огромная скала, размытая дождями: сверху она уже дала трещину и угрожала загородить падением узкий проход. Удивленный Ислам остановился. Со скалы устремило свой взор в сторону стенного Крыма каменное изваяние, похожее на властелина. Грудь и руки закованы в латы, жестокое монгольское лицо, властное и грозное, выдалось вперед, стремительность, гордость и смелость ощущались в каменной статуе. Казалось, вот сейчас протянется рука — и тысячи конных номадов помчатся туда, куда укажет властелин.

— Это ты, Ислам, — такой, какой есть в жизни.

Довольная улыбка промелькнула на костлявом лице калги-султана, блеснула двумя снопами света в темных глазах. Кони шли, Ислам не отрывал взгляда от каменного изображения властелина, а оно с каждым шагом меняло свой облик, тускнело, расплывалось и наконец слилось со скалой.

— Теперь оглянись, — произнес Сефер Гази, когда миновали скалу. Погляди с этой стороны на ту же самую скалу. Что видишь?

Ислам оглянулся. Над пропастью появилось гигантское чудовище, притаившееся перед хищным прыжком.

— Это ты, Ислам, такой, каким тоже должен быть. Ты увидел две стороны одной и той же сути — власти. Смелость и властность у тебя есть, хитрости должен научиться. А если не научишься, то станешь таким же, как эта скала, когда смотришь на нее спереди. Или же как твой бесталанный брат Бегадыр-хан. Только помни, хитрость не должна быть сильнее мужества рыцаря, потому что тогда ты перехитришь самого себя.

— Мудрый мой учитель, — растроганно произнес Ислам-Гирей. — Ты мое второе лицо, я еще не нашел его в себе. И ниспошли нам аллах удачу будешь моим первым визирем.

Веки умного старца сузились, снова его лицо покрылось морщинами. Ислам не мог угадать: рад ли его учитель такой перспективе или в душе смеется над неопытным сыном хана?

Вдруг Ислам вспомнил о красавице цыганке, которую он обещал возвысить, когда сам начнет решать свою судьбу. Позвать, чтобы пожелала счастья. Теперь наступил этот час. Сегодня в летнем ханском дворце египетская чародейка осчастливит его.

— Селим! — возбужденно крикнул Ислам, и синеглазый сеймен вихрем подскочил к калге. — Может, ты заглянешь к своим в Салачик?

Юноша опустил голову, ничего не ответил. Ислам помрачнел. Впервые Селим не выражает желания выполнить его приказание.

— Ты у меня и отец, и семья, — сказал Селим. — Больше я никого не знаю.

— Настоящий сеймен! — Ислам довольно похлопал Селима по широкому плечу. — Тогда слушай, что я тебе повелеваю: скачи в Салачик и отыщи мне красавицу цыганку, у которой глаза горят огнем, а стан гибкий, как лоза… — Калга-султан вдруг умолк, он заметил стройную девушку в красном сарафане, которая вышла из-за горы на тропинку. — Подожди, может, это она. Добрые джинны сами ведут ко мне вестников моего счастья. Поезжай ей навстречу и привези сюда! Только немедленно!

Сефер Гази благосклонно улыбнулся.

Спустя минуту Селим вернулся, держа в седле насмерть перепуганную девушку.

Это была не цыганка. Совсем юная красавица, еще ребенок, смотрела на Ислама большими синими глазами, страх постепенно исчезал с ее лица, она не могла оторвать взгляда от рыцаря в голубом кафтане, словно узнавала его: у Ислама странно, по-юношески, замерло сердце — он еще не встречал такой свежей красоты, — и вмиг забыл об индийской чародейке, с которой только что пожелал провести ночь.

— Кто ты такая, девушка? — тихо спросил Ислам, подъезжая ближе. — Не бойся, никто тебе не причинит зла. Кто ты и откуда идешь?

— Я Мальва из Мангуша. Мама послала меня в Салачик за…

— Видно, что ты не цыганка: глаза у тебя голубые, как у моего Селима, и сказал бы я — брат с сестрой встретились, если бы не твои черные как смоль волосы. Сколько тебе лет?

— Двенадцатый…

— Ты красива, — блеснули глаза у Ислам-Гирея.

От этого взгляда Мальва вся вспыхнула, ей стало так жарко, как тогда, во сне, когда вода чародея обмывала ее тело. Словно околдованная, она сползла с Селимова коня и подошла к Исламу.

— Ты знаешь, кто я?

— Знаю… Ты хан.