Манускрипт с улицы Русской

Стратон полюбил Мальву, как родную дочь. Мария советовалась с ним, как быть с ребенком. На зыбкую почву детской души упали слова чужой веры, она дала ей покой, первую детскую радость и хлеб. Думала, что тут, в Мангуше, среди своих людей девочка забудет то, чему учил ее коварный Мурах-баба, но как она забудет, если тут почти все разговаривают по-татарски и посещают мечеть. Можно было бы запретить посещать мечеть, но ребенок скажет кому-нибудь об этом, дойдет до старосты, а тогда уже и не надейся, что он подтвердит хану, когда придется покупать грамоту, что она мусульманка. А чужая вера и язык так глубоко врезались в сознание девочки, что она не умеет даже думать на родном языке, хотя и понимает его. Иногда разве передразнит Стратона или Марию и засмеется — глядите, мол, и я умею по-вашему.

— Умрем мы, Мария, и вместе с нами погибнет все, — с горечью сказал Стратон. — Там ополячивание. Тут — татарщина.

В половине августа, накануне престольного праздника, когда в Успенский собор стекались со всех концов Крыма христианские паломники, Стратон воспрянул духом.

— Пойдем и мы на престольный праздник, — сказал он. — И Мальву возьмем с собой. Пусть услышит она праведное слово, может быть, небольшое зернышко упадет в ее душу и когда-нибудь даст свои всходы. Учение в детстве — что резьба на граните, говорят имамы.

До сих пор Мария никуда не выходила из Мангуша, кроме как на каменоломню. Тревожная радость охватила ее: неужели это правда, что здесь, на чужбине, существует православная церковь, куда свободно ходят люди, и священники, облаченные в ризы, воздают хвалу Христу?

— Как же это так, Стратон? Когда они налетают на украинские села, камня на камне не оставляют от церквей. А тут, у стен Бахчисарая…

— Все это не просто, — пояснил Стратон. — На наши земли они идут войной, а войны им завещал Магомет. Здесь они живут мирно, детей растят, урожай собирают и поэтому суеверно боятся гнева нашего бога. Слишком много христиан в Крыму, есть кому вымолить у бога мщение, если бы они осмелились разрушить храм. Татары ведут хитрую борьбу с нами на своей земле. Они не церкви разрушают, а души людские. Зачем, думаешь, дервиш так усердно старался обратить вас в мусульманскую веру? Затем, что, когда не станет в Крыму ни единого христианина, тогда им и храмы будут не страшны. Бог без паствы — бессилен. А ее становится все меньше и меньше…

…Мальва бежала впереди Стратона и Марии, останавливалась и, разрумянившаяся, переспрашивала каждый раз:

— Мама, в Бахчисарае сам хан живет? И мы его увидим? Самого хана увидим?

Мария молчала, но Стратон не утерпел:

— Дитя, не к хану, а к Иисусу мы идем в Бахчисарай.

— А кто такой Иисус?

— Наш бог…

— Ваш? А он отличается от аллаха? Мама, а хан такой же сильный и могущественный, как аллах?

Мария прижала к себе Мальву и строго сказала:

— Выбрось из головы, доченька, всяких ханов. Из-за них мы страдаем и горе мыкаем.

— Неправда, мулла говорит, что он наместник бога. Я хочу увидеть хана! — уже капризничала девочка.

— Нам, бедным людям, лучше бы не видеть его…

— Но ведь мы станем богатыми, ты сама говорила.

— О, тогда нам не нужен будет никакой хан. Тогда мы вернемся на нашу Украину.

— Зачем, разве тут плохо?

Мария не ответила. Толпой вливались люди в ущелье Мариам-дере, и тревога охватила сердце Марии, будто перед встречей с родным домом после долгой разлуки. Лихорадочная дрожь пробегала по всему телу. Мария судорожно сжимала руку Мальвы. Забыла о Стратоне, пробиралась вперед среди людей, поднималась по склону к пещерам Марианполя, чтобы оттуда увидеть чудотворную икону на скале: она единственная может принести ей спасение.

Люди стояли и набожно всматривались в противоположный край ущелья. Мария пробилась вперед, она уже увидела окна пещерной церкви, святых отцов в ризах, но ее, спасительницу, еще не отыскала глазами. Поднялась на камень — увидела. Это не была обычная икона божьей матери, которую Мария не раз видела в церквах. Со скалы на толпу обездоленных людей смотрела печальная женщина с ребенком на руках. Рядом с нею стояли двое молодых мужчин с нимбами над головами, и они совсем не были похожи на святых, скорее на взрослых сыновей этой скорбящей матери.

Мария смотрела на нее и не слышала, что говорил ей Стратон, не слушала лепета Мальвы. Нет, это не чудотворная икона, это обыкновенная женщина со взрослыми сыновьями и грудным ребенком на руках… Как ей удалось, как ей удалось?.. Мария вдруг всхлипнула, она упала лицом на землю и застонала:

— Ты уберегла! Ты уберегла!

Стратон поднял ее, Мальва заплакала, испугавшись материнского отчаяния, и тут загремел хор, пение которого заполнило всю долину, весь мир, и люди стали подтягивать на разных языках и на один мотив:

Пресвятая богородица,
Спаси нас!

Эту молитву Мария слышала не раз, сама пела ее, хотя и не знала, почему просят: «Пресвятая богородица, спаси нас».